Вячеслав богданов биография. Н. Наседкин. Возвращение поэта-Вячеслав Богданов. Литературный мир, как известно, полнится слухами, и как правило, они не беспочвенны. Эти слухи в данном случае говорят о том, что уход из жизни Вячеслава Богданова был связан с

Крохалева, Т. Н. Богданов Вячеслав Алексеевич / Т. Н. Крохалева // Литература России. Южный Урал: хрестоматия. 5-9 класс / сост.: Н. А. Капитонова, Т. Н. Крохалева; Т. В. Соловьева. Челябинск: Взгляд, 2002. С.211-216.

Видел я и военное небо,
И прогнившую рожь от дождей.
Будет день ли страшнее бесхлебья,
Безотцовского детства страшней?!

П исал Вячеслав Богданов в стихотворении "Черный день".

Родился поэт в деревне Васильевка Мордовского района Тамбовской области перед войной, 24 сентября 1937 года. Но войну запомнил навсегда, потому что отец его погиб в 1942-м и мать осталась одна с тремя детьми. Вячеслав был младшим. В стихотворении "Стог" он говорит:

Тяжелый год. Нетопленая печь.
Глухая ночь,
А в доме ни полена.

Он рассказывает о мальчишке, которому приходилось, чтобы выжить, воровать колхозное сено. Когда его однажды спросили, о себе ли он это поведал, Вячеслав Богданов ответил: "И о себе тоже. А точнее о голодном детстве моего поколения в первые послевоенные годы, о судьбе моих сверстников". Но какой глубокий философский смысл заложен в последней строчке стихотворения:

Колхозный стог виднелся вдалеке,
Раздерганный кругом,
Как наше детство.
Я это все запомнил и сберег,
И сердце оттого не каменеет,
И душу мне,
Как тот колхозный стог,
Никто во век раздергать не сумеет!..

В 1945 году Вячеслав Богданов поступил в Васильевскую начальную школу, закончил ее, но дальнейшая учеба оборвалась: семилетняя школа находилась далеко, на расстоянии 15 километров, а не было ни одежды, ни обуви.

Летом он работал в колхозе: сгребал сено, возил воду.

О дальнейшем своем пути поэт рассказывает в стихотворении "Начало биографии":

Поклонясь деревенской избе,
Где нужды пережито немало,
Я ушел из тамбовских степей
Под железное пламя Урала.
Был мне страшен огромный завод,
Где клокочет искристая лава...
Ну а мастер
Из ФЗО
Говорил:
Зря пугаешься,
Слава.
Не уралец и я
Сибиряк,
Сын потомственного хлебороба,
А с заводом сдружился, Да так,
Что уже не расстанусь До гроба.

На Урал, в Челябинск, в 1955 году юным пареньком приехал Вячеслав Богданов и поступил в школу ФЗО; после ее окончания работал слесарем в огнеупорном цехе на Челябинском металлургическом заводе и одновременно учился в школе рабочей молодежи.

К Уралу прикипел навсегда, вернулся сюда и после службы в армии.

О том, как начиналось его творчество, поэт рассказывает в автобиографии:

"Я не помню своего первого увлечения стихами. Помню одно: у нашего дома по вечерам на лугу собиралась молодежь с балалайками и гармошками. Звонкоголосые девчата танцевали и плясали "матаню". Переливались всевозможные песни и частушки. Одну я запомнил на всю жизнь:

Эх, война, война, война,
Ты меня обидела.
Ты заставила любить,
Кого я ненавидела.

Я старался сочинить свои частушки, и это мне удавалось.

Позже я написал много стихов. Некоторые вошли в сборник "Звон колосьев".

С 1955 года я занимаюсь в литературном объединении при Дворце культуры металлургического завода, где мне помогли разобраться в ошибках и удачах".

Начав печататься в 1956 году в областной газете "Комсомолец", В. Богданов довольно быстро стал известным. В 1964 году вышел его первый сборник стихов "Звон колосьев". Любителей поэзии он заинтересовал, хотя очень сильно чувствовалось влияние Сергея Есенина, Василия Федорова, Бориса Ручьева. В дальнейшем это наивное следование учителям Вячеслав Богданов преодолевает и начинает самостоятельные творческие поиски. В Челябинске выходят его сборники "Голубой костер" (1968), "Перезвон" (1972).

Он становится членом Союза писателей и руководителем крупнейшего на Урале литературного объединения "Металлург" в годы его расцвета. Творчество Вячеслава Богданова признали многие мастера поэзии Василий Федоров и Людмила Татьяничева, Виктор Боков и Сергей Наровчатов, Александр Межиров и Егор Исаев. Сборники стихов издавались в Москве: "Светунец", "Возраст: стихи и поэма".

Людмила Татьяничева отмечала, что его талант самобытен: особенностью его поэзии является "органическое, идущее из глубины души стремление связать воедино город и деревню, человека и природу, не противопоставляя их друг другу".

Будучи известным, он оставался внешне очень простым. Близкие ему люди говорят, что он более походил на сельского тракториста, чем на поэта: невысокий, плотный, с крупным лицом, с простецки-размашистыми жестами. Просто, внятно, без эстетского подвывания он читал свои стихи, в которых тоже все было ясно, все шло из глубины души:

Я работаю в цехе Россия,
В синем цехе огня и добра.
Пусть дороги круты,
Словно годы,
Глубине поучусь у сохи.
Мне,
Рабочему парню с завода,
Так нужны до зарезу стихи.

Поэт был певцом рабочего народа, и в этом видится его значительная заслуга перед уральской поэзией. Очень метко сказал он о сути своего творчества:

Коль доведется умирать,
То у меня учтите!
Завод отец,
Деревня мать,
И черный труд учитель!

Стихи Богданова не устарели со временем. Наоборот, сегодня они кажутся еще более современными, потому что приходят на помощь в трудные минуты жизни, потому что в них сочетаются высокая гражданственность и тонкий, мудрый лиризм. А еще всегда будет привлекать в его поэзии доброта.

Для него было очень важно то, что он хотел сказать людям:

Перед правдой дело не уроним!
Добывая слово,
Словно честь...
Чтоб его,
Как яблоко в ладони,
В час усталый людям преподнесть...

В предисловии к сборнику Богданова "Самое дорогое" известный поэт Валентин Сорокин написал: "Если бы дала судьба Вячеславу Богданову пожить еще десять пятнадцать лет, он стал бы, несомненно, очень крупным поэтом!".

Но, к сожалению, судьба отвела ему только 37 лет жизни. В 1975 году Вячеслава Богданова не стало. Похоронен поэт в Челябинске.

www.niknas.hop.ru
www.niknas.narod.ru

Стихи рецензировать невозможно, да и не нужно. Не стоит алгеброй проверять гар-монию. Поэтому я просто расскажу о необычной книге, недавно вышедшей в Москве, и приведу несколько характерных поэтических строк-примеров из неё.
Книга называется «Возвращение», автор - Вячеслав Богданов, вышла она в изда-тельстве «Современный писатель», и на титуле указано, что это - собрание сочинений в одном томе. Необычность книги видна, как говорится, невооружённым глазом. Дело в том, что в наши дни ТАК поэтов, ТАК поэзию не издают: фолиант почти в четыреста страниц, бумага белейшая офсетная, твёрдый переплёт, суперобложка, тираж пять тысяч экземпляров… Сейчас даже классиков так не издают!
Для непосвящённых уточню, что этот роскошный однотомник обошёлся в несколько десятков миллионов рублей, а появился-вышел в свет благодаря хлопотам и стараниям брата Вячеслава Богданова - руководителя одной из московских строительных фирм Виктора Сошина, большое участие в издании принял и известный русский поэт Валентин Сорокин - один из ближайших друзей-товарищей В. Богданова.
Книга выпущена к 60-летию со дня рождения поэта, юбилей которого, как помнят читатели «Тамбовки» и вообще любители поэзии, широко отмечался в октябре минувшего года и на Тамбовщине. К слову, в числе четырёх десятков фотоиллюстраций, украсивших сборник, есть и целый фоторепортаж известных тамбовских фотомастеров братьев Бориса и Алексея Ладыгиных о Богдановских днях на тамбовской земле.
Стоит добавить-уточнить, что был выпущен в сентябре предварительный, как бы пробно-эскизный тираж сборника Вячеслава Богданова «Возвращение» - в мягкой обложке, без иллюстраций, скромный, - часть которого гости из Москвы привезли в Тамбов на юбилей и раздарили землякам поэта, так что некоторые читатели представление об этом однотомнике уже имеют. В окончательном, суперобложечном, варианте книга поделена на разделы - «Циклы стихотворений», «Поэмы», «Статьи» и последний четвёртый раздел составили предисловия к книгам В. Богданова, воспоминания о нём, посвящения в стихах. А предваряет сборник краткое обращение к читателям Валентина Сорокина и автобиография поэта.
Буквально пунктирно напомню, что родился Вячеслав Богданов в деревне Ва-сильевке Мордовского района Тамбовской области в 1937 году. Неполных шестнадцати лет по набору уехал на Урал, стал рабочим Челябинского металлургического завода. Там и начал всерьёз увлекаться стихосложением, выпустил первые книжки, учился затем на Высших литературных курсах в Москве. По возвращении в Челябинск он устроился литсотрудником в газету, до самой смерти руководил литобъединением. А умер Вячеслав Богданов внезапно в трагическом для поэтов 37-летнем возрасте в Москве, похоронен же в Челябинске. Случилось это в 1975-м.
При жизни поэта вышло в издательствах Москвы и Челябинска шесть скромных сборничков, но они обратили на себя внимание не только, как говорится, рядовых читателей, но и маститых тогда мэтров литературы - Василия Фёдорова, Виктора Бокова, Михаила Львова и других. Они писали доброжелательные предисловия к очередным его книжкам, отзывы на них, предрекали ему хорошую поэтическую будущность. И вот это «собрание сочинений в одном томе», вышедшее спустя почти 23 года после смерти Вячеслава Богданова, действительно показывает-доказывает, что творческий потенциал у поэта был не мал. Конечно, он и наполовину, а может быть, и на десятую долю не успел себя реализовать, и в числе советских классиков поэзии ему, вероятно, значиться не суждено, но для нас, тамбовчан, и для уральцев этим сборником возвращение значительного самобытного поэта в литературу состоялось.
Вячеслав Богданов частенько бывал-гостил на Тамбовщине, он и умер буквально накануне очередного приезда - в кармане уже лежал билет на поезд «Москва-Тамбов». Он не уставал подчёркивать в стихах, что корни его именно здесь, что душа его поэтическая формировалась в тамбовской деревне, здесь начиналась жизнь. Например, целиком посвя-щена этой теме поэма «Тропою детства», многие стихотворения из циклов «Моя родослов-ная», «Возвращение»…
Вновь и вновь память возвращала поэта с Урала или из Москвы в родное Черноземье и появлялись лирические стихи с «адресными» названиями - «Тамбовские земли», «Моя деревня», «Васильевка», «Васильевские вечера»…

Моя Васильевка родная,
Тебя забыл я до поры.
Но снова память вырастает,
Как воз идёт из-за горы.
И воз горит зелёным светом.
Свободен путь,
Свободен путь!
И думы,
Словно росы с веток,
Мне освежили разом грудь.
В твоих, Васильевка, широтах.
Я жизнь познал под шум листвы -
От воробьиного полёта
До горя матери-вдовы…

А в поэме «Звено» Вячеслав Богданов даже кается, как бы просит прощения у своей малой родины:

Я в отчий край вернуться
Не могу.
И ты прости,
Известный мой ровесник,
Я слишком, брат,
У города в долгу:
За тёплый кров,
За выучку,
За песню…

Как особую складку души Вячеслава Богданова, поэта и человека, хочу отметить его удивительную способность дружить, быть другом, присущую ему при жизни. А это в лите-ратурной, поэтической среде талант редкий - поэты не умеют искренне дружить. В творче-ской судьбе Вячеслава был такой почти анекдотический случай: он принёс в издательство рукопись очередного сборника, и редактор, ознакомившись с ней, недовольно заметил: не многовато ли, мол, посвящений? Поэт сконфуженно развёл руками: ничего, дескать, поде-лать не могу - у меня много хороших друзей.
И действительно, в итоговой книге Вячеслава Богданова «Возвращение» мы встретим много посвящений друзьям-собратьям по поэтическому цеху, а иным посвящено даже и не по одному стихотворению - Борису Ручьёву, Василию Фёдорову, Валентину Сорокину… Вот и хочется мне в конце данных заметок привести строки из предисловия к книге «Возвращение», вылившиеся из самого сердца В. Сорокина: «Голубоглазый, русоголовый, крепкий, поэт любил, творил, надеясь на русское молитвенное слово истины и верности, и нёс его открыто, широко, одаривая земляков, близких, всех, кто дружелюбно улыбнулся ему на стезе трудного призвания. Поблагодарим поэта за откровение.
…Вихрастый друг мой, поэт наш русский, Вячеслав Богданов, возвращайся к народу своему, возвращайся к седому ровеснику и к юному новому поколению: ты - не забыт, ты - нужен, ты - голос времени, окликающий нас, живущих и действующих!..»
Надо добавить, что часть тиража однотомника Вячеслава Богданова «Возвращение» издатели безвозмездно передадут в библиотеки Тамбовщины, так что у любителей поэзии будет возможность познакомиться с творчеством поэта-земляка.
Происходит в полном смысле слова его возвращение.

Рецензии

У меня есть две книги Вячеслава Богданова. Стихи мне нравятся. И я помню строки помещённого в статье стихотворения:

"Но снова память вырастает,
Как воз идёт из-за горы.
И воз горит зелёным светом.
Свободен путь,
Свободен путь!"

Замечательные строки!
И Николай Николаевич с такой теплотой пишет об авторе этих строк! И гордость появляется- земляк! И жители Челябинска скажут - земляк! Ну и что! Поэт не пренадлежит тому месту, где родился, где жил. Если стихи читают, берегут память, значит это - Поэт! И он - ничей, он - для всех!

Вячеслав Алексеевич Богданов

Богданов Вячеслав Алексеевич (24.09.1937, д. Васильевка Мордовского р-на - 11.07.1975, Москва)

Биографические сведения

Поэт. Первые стихи написал на Тамбовщине. Работал на Урале в Челябинске. Там же руководил литературным объединением. Переехав в Москву, сотрудничал в прессе. Автор сборников стихов «Перезвон» (1972), «Звено» (1973), «Светунец» (1974) и других. Много произведений написал о Тамбовской земле. В 1997 г. вышли книги «Встреча», «Возвращение», в 2004 г. - «Она всегда неповторима - Русь!». На Тамбовщине проводятся Богдановские чтения с 1997 г. Администрация Мордовского района учредила в 1998 г. премию «Светунец» имени В.А. Богданова. В Мордово создан музей поэта, установлен его бюст, его имя носит местная библиотека. Тамбовские композиторы О. Егорова, Л. Казанков написали музыку на стихи земляка.

Памятные места

Д. Васильевка Мордовского района (1937-1950-е гг.).

Источник: «Литературная карта Тамбовской области». Проект подготовлен ТОГУК ТОУНБ им. А.С. Пушкина.

Вячеслав Богданов в Подмосковье

Богданов Вячеслав Алексеевич (24.09.1937, дер. Васильевка Тамбовской обл. – 11.07.1975, Челябинск), поэт, чл. СП СССР (1969). В 1953 приехал в Чел., вместе с В. В. Сорокиным обучался в фабрично-заводском училище. Более 15 лет работал слесарем-монтажником на металлург. заводе. Армейскую службу проходил в танк. войсках. Писать стихи начал в юности. Первое стих. Б. опубликовал в 1956 в газ. “Комсомолец” (см. “Команда”). Занимался в лит. объединении “Металлург”, св.10 лет, до последнего дня жизни, руководил им. Лит. наставником Б. был В. Д. Федоров, оказавший большое влияние на поэта. В 1964 в ЮУКИ вышла 1-я книга стихов Б. “Звон колосьев”, затем в теч. 10 лет еще 6 книг. В 1969 окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Творчество Б. высоко оценили Б. А. Ручьев, В. Ф. Боков. Стихи и поэмы поэта публиковались в ж. “Сибирские огни”, “Урал”, “Уральский следопыт”, “Молодая гвардия”, “Москва”, “Наш современник”, в различных сб-ках и альманахах. Неожиданная остановка сердца оборвала жизнь поэта, но его книги продолжают издаваться. К 60-летию со дня рождения Б. в Чел. вышел сб. воспоминаний о нем “Верность”. В память о Б. в 1980-х гг. был назван поэт. клуб “Светунец” (по назв. последней прижизненной книги поэта) при Чел. отделении Союза писателей России.

А. К. Белозерцев

Источник: Энциклопедия "Челябинск". (Челябинск: Энцикл. / Сост.: В. С. Боже, В. А. Черноземцев. - Изд. испр. и доп. - Челябинск: Каменный пояс, 2001. - 1112 с.; ил. ISBN 5-88771-026-8)

Богданов Вячеслав Алексеевич - поэт.

Родился в семье потомственных крестьян. Отец погиб на фронте под Курском в 1942. Мать одна растила троих детей.

В 1953 по набору в школу ФЗО Богданов уехал учиться в Челябинск. Здесь познакомился с В.Сорокиным. Вместе с ним пришел в 1957 в литературное объединение «Металлург», где встретился с поэтами М.Львовым, Л.Татьяничевой, Б.Ручьевым. Богданов проработал 15 лет на Челябинском металлургическом заводе.

Стихи начал писать еще в школе, первые публикации - в газете «Пионерская правда», затем в 1957 в газету «Комсомолец» и «Челябинский рабочий».

С 1965 и до конца своей жизни руководил литературным объединением «Металлург».

В 1966 был участником Кемеровского семинара писателей, организованного ЦК ВЛКСМ и СП России. Семинар вел поэт Вас.Федоров, который рекомендовал его в члены СП (принят в 1969).

В 1970-72 учился на Высших литературных курсах, в семинаре А.Межирова.

С 1972 продолжил руководство литературным объединением и был избран в редколлегию журнала «Урал».

Богданов заявил о себе первой книгой «Звон колосьев», изданной в Челябинске в 1964. «У Богданова остро и ярко прозвучал мотив неделимого родства деревни и города, неделимости, опирающейся на трудовые истоки, что и придает его стихам масштабность мировосприятия, исключает тематическую локальную ограниченность. Отсюда рождаются зрелые и точные строки» (Кузин Н.- С. 158).

«Я - ошпарен мартеновским зноем / И степными ветрами продут» («В отпуске»). В книге «Звон колосьев» проявились многие грани таланта Богданова, его стержневые темы. Здесь звучат имена его учителей: «Вновь Кольцов, Есенин и Никитин / Завели со мною разговор» («Любимые поэты»); «Напружинились мускулы, / Пали наземь цветы... / Вот где, душенька русская, / Упокоилась ты...», «Что ж, такое случается, / Так устроен наш свет... / Жизнь его не кончается, / Если умер поэт» («На Ваганьковском кладбище»).

Естественно и трогательно-нежно звучат стихи о любви: «Письмо к любимой», «Вечером» и др. «Не пускай в свое сердце досаду, / Пусть дороги к тебе далеки, / Ты всегда, словно тень моя рядом, / Лишь подать не сумеешь руки» («Письмо к любимой»). В небольшой автобиографичной поэме «Тропою детства», вошедшей в первую книгу, Богданов раскрывает трагедию войны, тяжесть, опустившуюся на женские и детские плечи. Он затрагивает тему послевоенного сиротства, тему вынужденного отлучения деревенской молодежи от земли, от материнского порога: «Город, город! / Что же ты наделал? / У деревни молодость украл» («Васильевские вечера»).

В 1968 в Челябинске выходит второй сборник стихов Богданова - «Голубой костер». Книга пронизана любовью к большой и малой Родине, к человеку, к труженику, в неразрывной связи с голосом русской природы. Здесь печаль и радость, любовь и тоска, патриотизм и долг, гордость и слава. Богданов-поэт добр, нежен, открыт и очень патриотичен. «Я в мир пришел творить, а не рыдать / Века и так к нам на слезах приплыли» («Русь»). Своим успехом эта книга обязана прежде всего поэме Богданова «Звено».

В этой книге есть посвящение Н.Рубцову, с которым Богданов познакомился в начале 1960-х. Дружба двух поэтов была душевная и доверительная. В стихотворении «Раздумье» Богданова, обращаясь к Н.Рубцову, говорит: «Только знаю, что в час свой последний / Мне в деревню захочется, друг...» Многие стихи с трогательной нежностью воспевают раздолья родных мест, душевное богатство односельчан, у которых впервые учился добру, справедливости и благородству. «По крови хлебороба наследник, / По труду своему - металлург / <...>/ Я запел бы о городе песню, / Да деревню обидеть боюсь. / Ты, деревня, прости, / Дорогая, / Город стал мне хорошим отцом. / Я меж вами стою / И не знаю - / Ну к кому повернуться лицом?!» («Раздумье»). «Патриотические раздумья в поэзии Богданова совершенно лишены риторизма и дидактики - они органичны во всех стихах, как органичен и целостен его поэтический мир, вмещающий в себя и эмоциональную насыщенность чувств, и напряженную порывистость размышлений, и густую метафоричность ассоциативного видения» (Кузин Н.- С. 159).

Третий сборник стихов Богданова «Гость полей» вышел в Москве в 1970. Несмотря на то что Богданов в это время широко печатался в журналах и газетах: «Сельская молодежь», «Волга», «Урал», «Сибирские огни», в газете «Литературная Россия» и в областных и районных газетах, в этой книге он впервые выходит к читателям страны со своими лучшими произведениями.

В сборнике «Перезвон» (1972) поэт заявлял: «Еще мне рано подводить итоги. / И впереди и солнце, / И гроза / <...> / Река, / Река - степное откровенье. / Круты, как жизнь, / Излучины твои. / Я жду в судьбе / Великого мгновенья, / Вложи мне в грудь / Извечное стремленье / И луговою ширью напои...» («Дума»). В книге говорится о нашей истории, о памяти, о судьбе русского народа, о перезвоне веков, поколений. «Среди лугов река уходит криво. / Листает волны ветер-суховей. / Приду к реке / И сяду у обрыва, / На краешке у памяти своей» («Дума»). «Береза там, как белая молва / О людях тех, / Что на земле гостили. / А по крестам / Стекает синева / И закипает травами густыми» («Покой»). «Он пытался понять, что такое Россия, что такое русский человек. И самое главное - что делать дальше» (П.Проскурин).

Богдановым написано немало прекрасных стихов большого лирического накала: «Дорога», «Стог», «У летней воды», «День встает и высок и размашист», «Наедине с полями», «Голубой костер».

«Смею утверждать, что лучшие стихи Богданова о земле, о деревне, можно поставить в авангард отечественной лирики наших дней - рядом с поэзией Н.Рубцова, А.Жигулина, В.Соколова. Глубокие мысли, яркая образность, одухотворенность, точное чувство многоцветности и многомерности русского слова со всей незаурядностью проявились у Богданова как раз в стихах о материнской родине - родной земле, родной природе, родной деревне» (Кузин Н. - С.159). В книге «Светунец» (1973) Б. впервые опубликовал поэму «Рождение». В ней он говорит о тяжелой судьбе русской женщины-матери, о неустроенном детстве их детей, о переживаниях их. «Мужьям за подвиг - памятники ставят, /А жены - тяжесть подвигов несут».

Седьмая книжка «Избранная лирика» (Челябинск, 1975) вышла за 2 месяца до гибели Богданова. Последнее стихотворение этого сборника «Желание», посвященное В.Сорокину, говорит о предвидении скорого ухода из жизни: «За какими делами захватит / Час последний в дороге меня? / Я б хотел умереть на закате / На руках догоревшего дня».

Боль и думы за Россию, Русь наполняют весь сборник «По жгучим волнам ветра и зари / Былого эхо возвратилось с болью. / А в небе месяц соколом парит, / И я иду на праведное поле» («На Бородинском поле»). «Обжитый мир под солнцем, под луной / И под лучами звездными косыми, / Где дух веков кружится надо мной / И распахнулся далями России» («Русь»).

На родине поэта открыт его музей, утверждена литературная премия «Светунец», ежегодно проводятся Богдановские чтения, в 2003 установлен памятник. На стихи Богданова уральскими композиторами Е.Еременко и Л.Казанковым написано несколько песен.

«Вяч.Богданов принадлежал к тому поколению крестьянских детей, которые с неимоверными усилиями, преодолевая нужду, лишения, безотцовщину, не имея опоры на знатных родителей, на семейные традиции, вышли из простонародья и стали в 1960-е годы настоящими творцами великой культуры: Н.Рубцов, А.Вампилов, В.Шукшин, В.Белов, В.Распутин, В.Сорокин, А.Передреев, композитор В.Гаврилик - это далеко не полный ряд славных имен, в числе которых имя Богданова занимает достойное место» (Куняев С. - с.9-10).

В.М. Сошин

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 245-247.

Далее читайте:

Вячеслав БОГДАНОВ. «Я живу на озерном Урале…» 08.10.2012

Звено М., 1973;

Светунец. М., 1974;

Избранная лирика. Челябинск, 1975;

Возраст. М., 1977;

Самое дорогое. Челябинск, 1982;

Чистые снега. Челябинск, 1986;

Возвращение: СС: в 1 т. М., 1997,

Верность. Челябинск, 1997,

Встреча. Тамбов, 1998.

Звон колосьев. Ч., 1964;

Литература:

Верность: О жизни и творчестве известного русского поэта В. Богданова: [сб статей]. Челябинск, 1977. - 192 с., ил.;

Кузин Н. Неотъемлемая часть // Урал. 1977. № 3.

Кузин Н. В синем цехе огня и добра // Кузин, Н. В синем цехе огня и добра / Н. Кузин. - М., 1978. - С. 195–202.

Кузин Н. Неотъемлемая часть // Урал. 1977. №4. С.158-160;

Куняев С. Поэты, рожденные перед войной // Материалы научно-практической конференции, посвященной 65-летию Вяч.Богданова, «Сын земли российской по закону...». Тамбов, 2002 С.9-10;

Маршалов Б. Чувство поэзии // Челябинский рабочий. 1982. №158;

Маршалов Б. [Послесл.] // Богданов В. Возвращение. М., 1997. С.324-330;

Полякова Л.В. Гость полей / Л.В. Полякова // Октябрь. - 1971. - № 12. - С. 218–219.

Сорокин В. О друге // Богданов В. Самое дорогое. Челябинск, 1982;

Сошин В. Возвращение поэта / Владимир Сошин // Поэтический Олимп. - М., 2003. - С. 337–343.

Сошин Б. Вячеслав Богданов // Роман-журнал. XXI век. 2004 №3. С.78.

«Сын земли российской по закону…»: материалы науч.-практ. конф., посвящ. 65-летию со дня рождения поэта Вячеслава Богданова / Сост. Е.В. Комягина и Л.И. Пучнина. - Тамбов: ТОИПКРО, 2002. - 66 с.

Федоров В. Комментарии на полях // Сел. молодежь. 1966. № 11;

Маршалов Б. Звено единства // Каменный пояс: Лит.-худож. и обществ.-полит. сб. Ч., 1975;

Чалмаев В. Утренняя смена // Поэзия. 1971. №5. С.51;

Сейчас, в первой четверти XXI века брать в руки книги, изданные в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века – одно удовольствие; как ни странно, от этих книг веет не только почти забытой добротностью, качеством, но и… высокой нравственностью, отчасти – идеализмом, словом, – проверенностью временем, несмотря на то, что в стране в ту пору царила грешащая сухим педантизмом, морализацией и зашоренностью коммунистическая идеология и т. д., тем не менее это так. Причём, это не зависит от иногда скромного внешнего вида книг, видимо, дело в том, что существовавшая тогда цензура (при всех её перегибах и недоразумениях) строго стояла на защите художественного вкуса, нравственных ценностей и действительно талантливой литературы.

Вот перед нами два поэтических сборника Вячеслава Богданова: «Светунец» (1974) и «Избранная лирика» (1975). О самом Вячеславе Алексеевиче Богданове мы ничего не знали до тех пор, пока о нём нам не рассказал поэт Алексей Селичкин, заинтересовав его творчеством и судьбой, оборванной в самом расцвете лет – загадочно, непонятно и странно в 1975 году.

Литературный мир, как известно, полнится слухами, и как правило, они не беспочвенны. Эти слухи в данном случае говорят о том, что уход из жизни Вячеслава Богданова был связан со злым умыслом. Мы не знаем этого и, наверное, никогда не узнаем всех подробностей, хотя, возможно, это и не так, и чтобы не быть голословными, напомним факты его биографии.

Вячеслав Богданов был тамбовско-уральским автором, которого считали талантливым и подающим большие надежды поэтом. Сложные перипетии, непростые обстоятельства его жизни сложились таким образом, что стихотворчество стало его судьбой.

Будучи по рождению сельским жителем, большую часть своей жизни он прожил в городе, променяв крестьянский труд на труд рабочего человека – металлурга, сталевара. Но не это определило главный вектор его судьбы, его истинным призванием стала поэзия.

Он приехал в Москву, окончил Высшие литературные курсы и здесь, на столичном литературном фоне, не остался незамеченным. По-русски простодушный, открытый, влюблённый в жизнь, талантливый, возможно, у одних он вызывал неприятие, зато другие его ценили именно за эти качества. Однако произошла какая-то странная и нелепая история: поэт неожиданно погиб, по рассказам современников, он был кем-то угощен отравленным вином, после чего скоропостижно скончался. Эта ситуация сегодня видится противоестественной, привнесённой из дикого европейского Средневековья, но тем не менее, факт остаётся фактом, поэт погиб.

С Вячеславом Богдановым в то время был дружен поэт Геннадий Суздалев. У него есть стихотворение «Памяти Вячеслава Богданова», где он пишет: «Ты говорил: / – Да будем хороши! / И пил до дна / За доброе начало. / А где-то, / В глубине твоей души, / Трагедия российская / Кричала» .

По прошествии стольких лет понять и объяснить, что случилось в тот трагический день, трудно, если вообще возможно. А главное – почему это случилось? И если кто-то действительно поднёс Вячеславу Богданову зловеще-судьбоносный стакан, то это говорит лишь о том, что литературный мир по-прежнему суров. Видимо, род дантесов неистребим, они живы и неутомимо выискивают себе всё новые и новые жертвы. Может быть, совсем не случайно в одном из стихотворений Вячеслав Богданов однажды заметил: «Не страшен, Русь, тебе Наполеон, / Страшней они – заезжие Дантесы!..» . И дело даже не в масштабе таланта того, на кого нацелено их ядовитое жало – дело в разрушительной миссии этих чужаков, нацеленных на уничтожение всего живого, творческого, яркого, самобытного и патриотического в России.

Как бы то ни было, земная судьба поэта завершилась, и распоряжении соотечественников осталось его творческое наследие.

Возможно, данное исследование об уральских поэтах-почвенниках XX – начала XXI вв. после Бориса Ручьёва, Людмилы Татьяничевой, Михаила Львова и других советских корифеев стиха следовало бы начать именно с рассмотрения творчества Вячеслава Богданова, но так случилось, что наше знакомство с ними началось со стихов Геннадия Суздалева, Алексея Селичкина, Валентина Чистякова и только потом – со стихами Вячеслава Богданова. Однако в нашем отношении к поэтам, о которых пойдёт речь, нет ни предвзятости, ни желания кого-то выпятить, а кого-то задвинуть в тень.

Кроме того, произошло ещё одно важное для понимания творчества уральских поэтов событие. После того, как была написана глава «Медоносная судьба поэта», мы познакомились с двоюродным братом В. А. Богданова – Виктором Михайловичем Сошиным, человеком удивительным, целеустремлённым, талантливым и очень заинтересованным в популяризации творчества своего брата. Он многое для этого уже сделал и делает – выступает, организует вечера памяти, пишет и выпускает книги. Он поэт, член Союза писателей России, человек творческий и неординарный.

Летом 2015 года мы сидели с ним в Центральном доме литераторов, разговаривали – о жизни, творчестве, Вячеславе Богданове, других поэтах, литературной ситуации, и было такое ощущение, что мы давным-давно знакомы. Нас единило духовное родство, похожее отношение к русской литературе и, вероятно, одна духовная плоскость. Он подарил книгу Вячеслава Богданова «Здесь Русь моя…», изданную в 2012 году, что дало толчок новым размышлениям о творческой судьбе поэта.

О принципе отстранённости

Принцип, которому мы следуем, анализируя стихи любого поэта – это принцип отстранённости от личности самого поэта , это очень важный момент. Мы берём в руки книгу и читаем – стихотворение за стихотворением, строфу за строфой, и перед глазами возникает некое живое полотно, целый мир – из разноцветных картин и присущих только ему звуков; так складывается мозаика жизни и судьбы их автора. Это очень помогает при анализе творчества, ведь исследователь остаётся человеком незаинтересованным , не принадлежащим к какому-то литературному или окололитературному клану. Он не сторонник и не противник поэта и потому – объективен, ориентируясь не на личные пристрастия, симпатии или антипатии, идеологические установки или политическую ангажированность, а на истину и степень одарённости.

Он не зависит от этих условностей и своеобразных цепей, он – свободен, и в своём взгляде на творчество учитывает исключительно меру таланта, художественную выразительность и системность мышления анализируемого автора.

Перед глазами – только стихи, это главное. Стихи – сложный и многогранный мир , где могут ожидать самые различные и неожиданные открытия. Это индивидуальный личностный мир , знакомство с которым всегда волнительно, ведь это взгляд в душу, в тот тайный, запредельный внутренний мир, где происходят события поистине космического масштаба, ведь перед нами – микрокосм со своими законами, нормами, правилами, индивидуальными образами, лексикой, изобразительно-выразительными приёмами, словом, единой и целостной художественными системой.

Не навреди, а вернее, постарайся понять – главная заповедь, которой следует руководствоваться, прикасаясь к этому миру, и потому принцип отстранённости от личности поэта здесь необходим. В этом случае мы всегда вспоминаем слова из «Махабхараты» – быть как Бог над битвой.

«Приеду в село непременно…»

Тема родного дома и деревенского детства

Сегодня мы начинаем знакомство со стихами Вячеслава Богданова, и уже первое стихотворение («Возы») сборника с удивительно красивым названием «Светунец» обозначает одну из главных тем его поэзии – деревенское детство , вполне отвечающую характеру почвеннической лирики. То, что В. А. Богданов – поэт почвенного направления, ясно буквально с первых строк. И уже эти первые строки словно обжигают – и мастерством, и болью, и какой-то щемящей тоской, появившейся невесть от чего. Вот стихотворение «Родимый дом», в котором описана традиционная, даже рядовая, казалось бы, ситуация – герой приезжает в деревню, в родной дом, в котором давно никто не живёт. Стоит зима, и он с большим трудом открывает дверь клещами (не ключом): «К дверям забитым я зимой приеду, / Замочный ключ до боли сжав в горсти, / И улыбнусь / Хорошему соседу, / И попрошу мне клещи принести» . Уже в одной этой детали содержится драматизм как отражение забытости, заброшенности родного дома:

И под рукой

Застонут длинно гвозди

И упадут, как слёзы на порог… [Там же].

Обратим внимание: сосед – хороший , эта деталь тоже не случайна, во-первых, именно так испокон веков жила русская деревня, да и все славянские народы; во-вторых, определение хороший в данном случае может выполнять функцию психологической защиты лирического героя. Видимо, он совестится этой ситуацией – и оттого, что в родном доме он «нежданный гость»; и оттого, что в нём стоит такая мёртвая тишина, что голуби, видимо, от испуга даже забиваются под стреху, поскольку привычная здесь тишина оказывается встревоженной появлением человека.

Далее картина приобретет ещё больший драматизм, ведь в доме не только стоит нежилая тишина, но вид холодной, давно не топленой печи словно усугубляет её. «Трубу открою / В стылой русской печке – / И, словно память, пламя разожгу…» [Там же]. Более традиционно это звучало бы так: «И словно пламя, память разожгу», но поэт мыслит и чувствует иначе, он сказал так, как сказал. Таким образом, у поэта начинает звучать мотив памяти . Память становится тем согревающим душу пламенем, возвращающим герою воспоминания о прожитой здесь жизни. Здесь каждая строчка не просто наполнена смыслом, она исполнена высокой тоски и того надрыва, что так часто встречается в настоящей русской лирике. Вот пример: «Где бог сидел – снежок набила вьюга…» [Там же]. Что значит этот стих? Он значит, что картина одиночества и заброшенности родного дома страшна, почти невыносима и, возможно, непростительна. В этом ещё более убеждают следующие строки:

Я вместо бога

Сяду в правый угол,

Огонь в печи приняв за божество… .

Кажется, это кульминация стихотворения, наивысшая точка в развитии лирического сюжета. Но есть ещё одна сторона у этого огня-божества , ведь именно таково его традиционное славянское восприятие. Наши предки были солнцепоклонниками, и огонь воспринимался ими как его символ и земное воплощение. Потому в стихотворении появляется ещё один семантический план: как бы ни был заброшен дом, но если в нём затеплился огонь – дому жить и жизни продолжаться. Возможно, поэтому трагизм картины смягчается, становится менее острым, и появляется надежда, что всё будет хорошо, и жизнь, рано или поздно, в этот дом обязательно вернётся: «Дыши высоким пламенем, солома!» [Там же].

Следует отметить, что поэт ушёл из жизни в 1975 году, когда ещё русское село жило почти полнокровной жизнью, работали фермы, хозяйства производили хорошую и качественную продукцию (тогда не говорили экологически чистую), поля засевались пшеницей, рожью, овсом, а огромные поля свёклы, капусты, гороха и других, самых разнообразных культур были так велики, что уходили куда-то за горизонт. В самих деревнях царил свой налаженный порядок – у каждого двора бродили куры, гуси и утки, носились весёлые собаки, мальчишки гоняли на велосипедах, чистились пруды, а по вечерам по пыльным просёлочным дорогам России возвращались домой стада коров, хотя уже и не такие многочисленные, как, скажем, в пятидесятые или шестидесятые годы.

И всё же это была, повторяем, полноценная жизнь села со своим вековым укладом, привычками, нравственными ориентирами и ценностными приоритетами. Вернее, та жизнь, что была восстановлена, налажена после ужасов коллективизации, когда переломили хребет русскому селу. Но природная, генетически здоровая основа русского характера позволила ему каким-то чудом выжить и снова зажить по-человечески.

Тем не менее уже тогда поэта посещали тревожные мысли, как предчувствие предстоящего – очередного разора русской деревни. Так в стихотворении «Яблоня» его лирический герой, глядя на пышно цветущую яблоню, брошенную своим хозяином и, видимо, уехавшим в город, испытывает горечь, видя «тропу заросшую» и этот бело-розовый яблоневый цвет, что «переполнен солнцем и весной». Последняя строчка в стихотворении – неутешительный вывод о том, каким может быть будущее русского села: «И к ногам ложится, как ответ / Только горький майский пустоцвет» .

Тема покинутой деревни поднимается и в поэме «Рождение», полной автобиографических мотивов: на примере двух пожилых деревенских женщин, волею судьбы ставших городскими жительницами, поэт показывает, насколько драматичен этот поворот в их судьбах. В обычной житейской беседе одна из них говорит другой: «А к старости вдруг стала городскою: / Позвал сынок – / Умчалась налегке / Из мест родных / К внучатам / И покою. / Приехала негаданно – к тоске» .

Есть у Вячеслава Богданова стихотворение «Дом», которое описывает как раз таки картину отъезда матери из дома, где она прожила много лет, и вот теперь она уезжает к сыну в город, хотя «на старость дом покинуть тяжело», ведь «даже людям проданные куры / И те пришли в дорогу провожать» . Казалось бы, драматизм ситуации неизбежен, картина расставания с родным гнездом всегда остра и болезненна. Поэт находит, кажется, единственно нужные слова для описания ситуации, которую, видимо, уже ничто не может изменить, отъезд – дело решённое, так сложилась жизнь. Но он знает, что за этим последует: «И в зимний праздник дорогие гости / Здесь не придержат лошадей лихих. / А мужики вгоняют в двери гвозди, / Как будто в сердце забивают их» .

Да, так сложилась жизнь, но случаи бывали разные: в одних – родители доживали свой век в деревне, а дети в поисках лучшей доли коротали его по городам. В других – родители переезжали в город к детям, и неизвестно, какая ситуация была менее болезненной, ведь в обоих случаях оказывалось, что воспоминания об оставленном родном доме отзывались в сердце болью. Но ведь и жить в селе порою было невозможно – ни дорог, ни нормальной школы (ведь часто случалось, что в школу дети ходили за несколько километров в соседнее село), ни культурного досуга, ни выбора профессии, кроме занятий в сельском хозяйстве. А если душа у человека пела? Если ему хотелось рисовать, писать картины, стихи, музыку, летать на самолётах, быть учёным? Человеку, особенно молодому, всегда хочется жить красиво, ярко, содержательно, он мечтает совершить что-то необычное, новое, заметное, стать известной личностью и т. д. Не месить грязь с утра до вечера, не сидеть на завалинке, грызя семечки, и не крутить быкам хвосты, а жить достойно, добиться какого-то успеха, выбиться в люди, чтобы и родители гордились, и люди добрым словом поминали, и самому было радостно – от сознания собственной востребованности, нужности и полезности.

По этой причине город всегда манил, правда, кого – чем; кого – возможностью учиться, кого – устройством личной жизни, кого – обилием мест отдыха и развлечений, и всех – непонятной своей энергетикой, средоточием самой жизни, её бурлением, быстрым темпом, стремительным ритмом. Правда, уже при первом приближении к нему оказывалось, что многие его манящие стороны – блеф, пустота и обман. И оказывалось, что жить красиво и содержательно можно и в родной деревне, если приложить руки и думать головой.

Как бы то ни было, но судьба русской деревни уже в семидесятые годы многими виделась как плачевная. Вячеслав Богданов это чувствовал всем своим сердцем, потому и писал: «Но я прошу товарищей, / знакомых, / Хотя тропинка зарастет сюда, / не забивайте окна в нашем доме, / Пускай он зрячим будет, как всегда!» .

В стихотворении с говорящим названием «Приеду в село…» решается та же тема, и уже первая строфа звучит как пронзительное душевное откровение, хотя её первые два стиха внешне безыскусны и естественны, как дыхание: «Приеду в село непременно, / Зовут меня мать и родня…» . Но зато следующие два стиха поражают остротой скрытой в них боли: «У дома потрескались стены / От жажды увидеть меня» [Там же]. И вот герой, бродя в задумчивости по московским улицам, задаёт самому себе трудный вопрос: «Приехал ли делу учиться, / Иль что-то навек потерять?!» [Там же].

Когда мы размышляем о том, что такое настоящая поэзия, то это как раз таки естественное течение речи , похожая на плеск ручья, шелест листьев, птичьи голоса. Не эксперимент, не вымученность, не насилие над словом, а именно естественность и простота – признаки подлинной поэзии. Все мудрёные эксперименты над словом давно ушли в прошлое, само время показало и доказало их натужность и никчёмность. Эти авторы и в литературе-то остались как экспериментаторы, а не поэты. Русский поэт – всегда лирик сердца, певец души , мастер передачи тонких переживаний-полутонов. Но от своих личных, казалось бы, интимных и частных переживаний он всегда поднимается до небывалых высот, умея передать и обобщить то, что чувствуют десятки, сотни, тысячи, миллионы других людей.

Вячеслав Богданов через эту связь с маленькой точкой на Земной шаре – отчим домом постигал огромность и величие родной страны, да и всего мира. Россия воспринималась им интуитивно, на генетическом уровне или даже на уровне звуков, запахов, ощущений. В стихотворении «Россия» он так и говорит: «Стою в раздумье и молчу. / И запахи твои, / Россия, / От всех на свете отличу…» . Его Россия – это «раскаты грома» и «берёзовый настой»; современные космодромы и стога сена на лугу; «колыханье зреющего хлеба» и «перезвоны радостные птиц»; цветущие липы и «журавли, летящие в апреле». Это «копны острые» и «песни моей родимой стороны»; речка, круто убегающая вдаль и степное озеро; «жёлтые колосья», что «бессмертьем солнца налиты» и свежие травяные луга на утренней заре. Но главное для него в России – это люди, работящие, честные, открытые, щедрые, хлебосольные… Это его отец, погибший на войне, и мать – вечная труженица; его коллеги по рабочему цеху; собратья по перу; садовод, работающий в колхозном саду и пахарь, выходящий в поле на зорьке.

России он был предан всем своим существом, и эта его преданность выглядела не как декларация – громкая, пафосная и патетическая, а как тихое откровение сердца и почти постоянное стремление вернуться домой, в отчий дом, на свою малую родину. Почему мы назвали это откровение тихим? Дело в том, что поэт сам однажды подсказал ответ на этот вопрос: «Надоело в столице маячить, / И, наверно, опять перед сном / В одиночестве тихо о заплачу, / Затоскую о крае родном…» . Так он написал в стихотворении «Зрелости круг…», осторожно давая понять, какую боль он носил в себе, хотя никому её открыто не показывал.

«Наедине с полями» или, «Всего живого кровное родство»

Природный мир Вячеслава Богданова

Природный мир Вячеслава Богданова далеко не всегда выглядит спокойным, его пейзаж нельзя назвать исполненным умиротворения и безмятежной лени (но так ведь и не сентиментализм царит нынче в литературе). Даже в таком стихотворении, как «Ушедший день», где, казалось бы, в душе лирического героя живёт лишь тихая благодарность минувшему дню, полному труда, солнца и даже некой тайны, пейзаж тревожен: эпитеты, рождённые поэтом, весь лексический состав не располагают к прекраснодушию: «Горела степь багряным цветом, / И наплывал вечерний мрак , / Стекали травы в буерак , / Перепела рыдали где-то…» . Багряный цвет на фоне наступающего мрака, рыдание перепелов и рядом находящийся овраг – таков фон уходящего дня, отразивший, возможно, душевное состояние поэта в данный лирический момент.

В стихотворении «Засуха» картина природы полна ещё большей тревоги, ведь засуха страшна не только тем, что травы никнут и листва жухнет («Нет ничего больней / На белом свете, / Чем наблюдать июльский листопад…»), но она означает ещё и «тяжёлый недород», вон и «ботва картошки пала тихо ниц», что для деревенского жителя не предвещает ничего хорошего.

Видимо, в том году, о котором говорил поэт, месяц июль и в самом деле был так засушлив, что эта же тема отразилась и в стихотворении «Наедине с полями…»: «Стоял июль, жарой распятый…» . Однако здесь нет острой тревоги, есть осознание личной причастности -судьбе страны: «Для каждого необходимо / Ветрами родины вздохнуть» ; понимание своего места и роли в жизни, где соединились и участь хлебороба и заводчанина. Именно это соединение в мировоззрении поэта деревенской и городской эстетики становится той характерной чертой, что ярко отразилась во всём его творчестве, в том числе и в пейзажной лирике. Органичное ощущение себя одновременно сельским человеком и жителем города, кстати, очень характерно для лирики уральцев семидесятых-восьмидесятых годов минувшего столетия. А может быть, и не только уральцев, но в данном случае мы говорим об авторах, чьё творчество рассматривается в данной книге. Мы наблюдаем подобное у Геннадия Суздалева, Алексея Селичкина, Валентина Чистякова и др.

Внимательный взгляд заметит пристрастие поэта Вячеслава Богданова к образу степи и «травяных лугов», что нашло отражение в стихотворениях: «Древняя степь » («Вот в эту степь / Пришёл мой русый предок…»), «Погост» («В селе, среди степей и васильков…»), «Ушедший день» («Горела степь багряным цветом…»), «Родная степь » («Будет степь похожа на пустыню / В жёлтом свете месяца и звёзд…»), «Начало биографии» («Я ушёл из тамбовских степей / Под железное пламя Урала…»), «Дорога» («Весёлых птиц степные голоса / Над головой висят, как озаренье…»), «Стог» («Крадусь в степи , / Как будто бы из плена…»), «Я пришёл в эту степь …» и др.

Степь для поэта – это и есть начало его биографии, поскольку «тамбовские степи » – его малая родина . И эта тема малой родины тоже часто раскрывается посредством пейзажа. Что такое «начало биографии» для поэта В. А. Богданова? Это жизнь среди широких просторов, светлых раздолий и золотистых полей. В стихотворении «Неповторимость», относящем читателя к годам молодости, само это время воспринимается им как беспечное, щедрое, мимолётное и, конечно, неповторимое. «Безумно жёг высокие костры, / Беспечно падал в луговые травы…» . Но именно эта беспечность, не отягощённая грузом лет и раздумий, и есть характерная черта молодости, а возможно, и залог вечного круговорота человеческих жизней.

Степь для Вячеслава Богданова – это ширь, простор, размах: «Я пришёл в эту степь – широте поучиться…» . Здесь же у поэта вырвались строки: «О, родимая степь , травяное наследство / И удачи моей неизменное средство!» [Там же].

В образе степи поэту видится природная мощь, торжество стихий, в стихотворении «Желтым стоном…» он написал: «Выйдет утро из густых туманов, / И в разгуле солнца / И ветров / Будет степь казаться / Океаном…» . Вот, оказывается, в чём дело, степь – символ, она видится герою океаном, где проходит человеческая жизнь, меняются времена года, бежит время, и одна дума сменяет другую. В стихотворении «Родная степь» поэт уже открыто, былинно, по-русски обращается к ней, своей родной степи:

Ой ты, степь

Просторы непростые,

Хлебный ветер с перезвоном ржи! .

Это не просто признание в любви к родине («Ты моё дыхание и пенье…»), это сосуществование с нею в одной физической и духовной плоскости («Ты моя от самого рожденья, / Ты в крови – от неба до корней!»).

Из календарных месяцев любимый у поэта – сентябрь, и потому, что это «добрый месяц моего рожденья», и потому, что это «весёлая, сквозная, продувная пора», время итогов, результатов, урожая – во всех смыслах. Это время с «горячим караваем» и «нарядной красною рябиной». Кажется, никакие дожди, даже самые «настырные» не могут омрачить его радостного настроя, хотя поэт прекрасно понимает, что сентябрю недолго быть таковым – светлым и тёплым, и его тепло – всё-таки прощальное. «Родной сентябрь! / До радости, / до пенья / Своим лучом прощальным обогрей!» .

Сентябрь упоминается и в стихотворении «Выплывают дали, серебря…», и появляется образ осени, той, что называется поэтом «золотая быль». Осень – время года, особо любимое им.

А на дворе всё ощутимей осень.

Люблю её задумчивый приход.

Она с дождями

Прошлое приносит

И за́ сердце – щемящая – берёт… .

В поэме «Рождение» он рисует её чудесный, отчасти даже лишённый привычной осенней меланхолии и грусти образ: «Пора её чурается цветенья, / Жужжанья пчёл / И колыханья ржи. / Они сродни / Святому очищенью / Земли, / Деревьев, / Неба / И души» [Там же]. Осень мила поэту не только своей пленительной и мудрой красотой, но и тем, что напоминает ему, как ни странно, о быстротечности жизни, что его вовсе не пугает: «Она своей походкой ветровой / Напомнит нам / О том, что мы не вечны, / Мы лишь крупицы вечности земной…» . Но эта быстротечность – не приговор, не конец пути, не метафорическая остановка, это – залог новой, будущей жизни, а значит, и бессмертия:

И как частица эта – бескорыстны,

Мы об одном лишь знаем наперёд:

Как по весне

Из тёплых почек листья,

Из нас вот так же

Вечность прорастёт [Там же].

И всё же, несмотря на то, что природный мир Вячеслава Богданова далёк от умиротворения, мы можем сказать, что с природой он дружен, её стихии ему близки и понятны. Так стихия ветра воспринималась им как «тысяча ветров», в стихотворении «Ветры» эти ветры становятся зримыми и в каждом случае – конкретными: попутный ветер, ветер восхождения, ветер зла, ветер суеты, ветер в спину … Кажется, более всего поэту был близок «ветер восхождения», хотя «Он дует в грудь / И замедляет бег, / И высекает ранние седины…» . А иногда дует и «ветер-суховей» , как, например, в стихотворении «Дума».

Да, поэт Вячеслав Богданов дружит с природой, он не противоречит её законам, не противопоставляет себя ей, не диссонирует с её вековыми правилами; напротив, живёт с ней в унисон. Это наглядно отразилось в стихотворении «Корова», где по лирическому сюжету деревенский мальчик идёт искать не пришедшую из стада корову. И вот уже «тьма легла в репейные низины», и ночь спустилась на землю, а её всё нет. Уже совсем стемнело, и на небе высыпали звёзды, а корова всё не найдена. И тогда мальчик, словно былинный или сказочный герой, обращается к звёздам: «Звёзды, звёзды, окажите милость, / Где Бурёнка наша притаилась?» . Далее происходит то, что в сказках называют волшебством или чудом:

Вдруг звезда на небе замигала

И в овраг за вётлами упала.

Вылезла Бурёнка из оврага,

Вся в репьях, рогатая бедняга [Там же].

Последние два стиха окончательно убеждают нас даже не в дружбе лирического героя с природным миром, кто бы и что бы это ни было – корова, ветер, звёзды и т. д., а в каком-то естественно-гармоничном сосуществовании с нею:

Я пригнал корову к дому поздно

И за помощь поклонился звёздам [Там же].

Картина – в духе народной поэтической традиции.

Пейзаж В. А. Богданова может быть не просто приветлив, а даже притягательно радостен; его природа – живая, разговорчивая, идущая на контакт с человеком («Каждый куст на ветру – говорлив…»); в ней столько добра, света, радостного предчувствия, что даже «гадает пчела на ромашке / О своей медоносной судьбе » .

Дружба поэта с природой – не наш вымысел и не случайное замечание по поводу его лирических откровений, таково его восприятие мира, ведь он видит в лесу не только «непознанную тайну», но «всего земного – кровное родство» . Он осознаёт, что в природе царит мир и согласие: «Живут в родстве букашки и берёзы» [Там же].

Это чувство единения с природой помогает поэту подняться… до космических высот; в стихотворении «Скорость», осознавая скорость, с которой «мчит Земля», он вдруг замечает: «Ты, Вселенная, – сад за забором, / Мы – соседские дети пока!..» . Вот так – ни больше и ни меньше – видит поэт Вселенную, как обыкновенный сад за забором. Это и есть масштаб мышления русского поэта.

Масштаб мышления отразился и в стихотворении «Русь», где природа России воспринимается поэтом как монументальное полотно, на котором он, человек, не то что не теряется, будучи крохотным и незначительным по сравнению с ней существом, но также выглядит естественно: «И я иду навстречу тем векам / Голубоглазый, русый, коренастый. / Колосья прикасаются к рукам, / Озёра колыхаются глазасто» .

Таким образом, пейзаж В. А. Богданова, как мы убедились, может быть разным – в зависимости от настроений героя, его внутренних переживаний и чувствований – неспокойным и тревожным, радостным и приветливым и даже медоносным . Это очень важное определение, ярко характеризующее творческую судьбу самого поэта.

«О мой Урал! Да будет место свято!»

Тема Урала в поэзии В. А. Богданова

Природный мир в художественном воплощении поэта невозможен без обращения к теме Урала. Этот край оказал на него огромное впечатление всем своим величием, красотой, таинством и сказочностью; его поэтичная душа откликнулась на словно растворённую в его воздухе красоту.

Урал возникает в стихотворениях: «Отгуляет зима по Уралу » («Отгуляет зима по Уралу / На своём белоногом коне…»); «На озёрном Урале …» («Я живу / На озёрном Урале , / Ты живёшь / На великой реке…»); «Дождь отшумел…» («Пропах и хвоей и грибами / Уральский август по лесам…); «Снега» («Крадётся в ноябре по-лисьи / К Уралу северный мороз…») и др., а также в поэме «Рождение».

Уральский край и особенно его люди оказали сильнейшее воздействие на мировоззрение поэта, здесь он словно другими глазами посмотрел на Россию, ведь Урал – это не только «край красоты и железа», но ещё и «молчаливая гордость Руси» . Он увидел здесь настоящую сокровищницу, где собраны несметные богатства страны; по его мнению, это край, где «людям всё припасено веками – / От склонов гор / До сосен, / До зари, / Круги озёр, / Где тайно дремлют камни / С зелёными прожилками внутри» .

И хотя Урал для поэта не являлся его малой родиной, можно сказать, что он стал его второй малой родиной, поскольку тесно связан с его творческой биографией. У него даже есть стихотворение «Начало биографии»:

Поклонюсь деревенской избе,

Где нужды пережито немало,

Я ушёл из тамбовских степей

Под железное пламя Урала… .

Именно здесь, на уральском заводе продолжалась его трудовая биография и творческая судьба.

Если вести речь о периодизации жизни и творчества поэта, то здесь явно намечаются три периода: тамбовское детство , уральская молодость и московская зрелость . Конечно, это деление достаточно условно и не претендует на абсолютную правоту. Однако нам хотелось подчеркнуть важность и ценность каждого периода жизни поэта, в том числе и уральского. Не случайно у него вырвались строки, как признание в любви к этому краю: «О мой Урал! Да будет место свято!».

Пахарь и металлург.

Отражение темы труда с позиции… сельского горожанина

Оговоримся сразу, что словосочетания «сельский горожанин» у нас, кажется, до сих пор не существовало, ибо оно по своей сути противоречиво и даже в определённой мере абсурдно. И вероятно, мы употребляем его впервые.

С точки зрения литературоведения оно выглядит как художественный приём, называемый оксюмороном, то есть сближением противоречащих друг другу понятий, сочетанием несочетаемого. Но в художественной и особенно поэтической речи оксюморон на стыке этих противоречий обнаруживает и вскрывает некий тайный, скрытый или дополнительный смысл, и речь начинает блистать новыми и неожиданными красками.

В данном случае это словосочетание очень точно определяет судьбу многих и многих людей, родившихся в селе, но судьбоносной волею всю жизнь проживших в городе. Видимо, нам давно уже следует констатировать появление в нашем социуме нового типа современного человека, родившегося в сельской местности, но поменявшего место жительства и переехавшего в город, однако сохранившего привычки, нравы, характер, словом, менталитет сельчанина. И этот тип человека очень уверенно занял своё место под солнцем.

Случается, что, оторвавшись от родных корней, уехав далеко и надолго, они не смогли стать «своими» в городе, так и прожив свою жизнь в этой раздвоенности. Мы хорошо помним строки Анатолия Передреева, ставшие уже классическими:

Околица родная, что случилось,

Окраина, куда нас занесло,

И города из нас не получилось,

И навсегда утрачено село .

И эта жизнь бывшего деревенского человека в «жилищах», которые «ни избы, ни дома», становится для него не жизнью, а выживанием, где он не только не чувствует себя счастливым, а напротив, тяготится «большим сиянием огней» и тешится воспоминаниями о тишине и «свежести полей».

Но бывает так, что в человеке нет этой раздвоенности, а есть гармоничное сосуществование двух мироощущений, и он благополучно и радостно живёт на свете, соединяя в себе две стихии – природную деревенскую и цивилизационную городскую. На наш взгляд, подобное свойственно В. А. Богданову.

Тема сельского труда у него буквально перекликается с темой труда рабочего человека, что нашло отражение во многих стихотворениях, в том числе и в таких, как «Наедине с полями», «Научитесь понимать…» и др. Поэт уверен:

Судьбой мне вверено до гроба,

По праву сердца и сельчан,

Земную славу хлеборобов,

Роднить со славой заводчан! .

И даже когда Вячеслав Богданов пишет о своём поэтическом ремесле, он подходит к нему с этой же позиции, то есть с позиции сельского горожанина . Вот, например, поэт ищет то единственное, необходимое, «несказанное» слово, «где с землёй сомкнулись небеса» и обращается с этим вопросом и к крестьянину, и к рабочему, то есть соединяя эти две стихии: «Подскажи / Мне слово это, пахарь, / Подскажи, известный металлург!» . И когда он обращается к прошлому, вспоминая «былые дни, прожитые в труде», память одновременно услужливо напоминает ему не только «о поле», но и «о заводе, о руде».

Размышления о том, что труд рабочего человека, в частности, сталевара, близок труду крестьянина, ярко отражены в стихотворении «Начало биографии». И если поначалу незнакомый, незнаемый труд сталевара пугал нашего героя, поскольку был ему внове, то со временем ему стала понятной близость и высокий нравственный смысл труда крестьянина и рабочего: «Но однажды, / в июльскую ночь, / разглядел я / до радостной дрожи: / сталеварские руки / точь-в-точь / как у пахаря, / в трещинках тоже…» .

Следует сказать, что эти строки – не «паровозики», которые писались поэтами в советские годы, дабы опубликовать и «протащить» в печать другие свои произведения. Это именно искренние, от сердца идущие строки – от глубины понимания, важности и даже сакральности смысла созидающего труда для человека вообще.

И всё же исток трудолюбия самого поэта – в деревенском детстве и ранней юности, когда рядом были медоносные луга и родниковые тропы: «И тружусь я, / В загаре по пояс, / В подмастерьях / У вешнего дня…» . И когда сама сельская природа не только учила человека уму-разуму, но и трудолюбию, без которого его жизнь на земле теряет цвет и краски, а может быть, и смысл.

«Она сама всему верховный суд…»

Образы матери и отца

Тема труда находит зримо образное воплощение в поэме «Рождение», тесно смыкаясь с образом матери . В поэме словно даётся картина жизни самой России – через биографию её людей, простых тружеников, на долю которых пришлась Великая Отечественная война («Война, война, ты жизнь убить не в силах…), потери близких людей и труд до седьмого пота – и до, и во время, и после войны. Мать показана как великая труженица, ни разу не показавшая ни своей слабости, ни усталости, даже когда муж был убит на фронте:

Но мать смогла и с этой болью сжиться.

И каждый день, поднявшись досветла,

Работала в колхозе по-мужицки,

По-женски дома правила дела.

И труд её никто не обесславит,

Она сама всему верховный суд!

Мужьям за подвиг – памятники ставят,

А жёны – тяжесть подвигов несут .

Думается, что это – одни из лучших строк о русских женщинах. Мать поэта становится неким обобщающим образом, совмещая в себе черты сотен, тысяч, миллионов других матерей России.

В поэме есть очень точная деталь, на которую следует обратить внимание: здесь поэт обращается уже к более позднему времени (возможно, это шестидесятые годы), когда послевоенная жизнь потихоньку успокоилась, наладилась и, что называется, вошла в свои берега. Сын, переехав в город, устраивает там свою жизнь и быт и решает забрать к себе из деревни мать. И вот эта тонкость, подмеченная поэтом: мать соглашается и, казалось бы, спокойно и беззаботно какое-то время живёт в городе у своего сына, но как только наступает весна, «защекотало ноздри чернозёмом», она, как исконно сельский житель, не представляющий себе жизни без крестьянского труда, начинает беспокоиться, нервничать и срывается с места. Она даже просит сына отпустить её («до осени хотя б»), чтобы «повозиться» с картошкой в огороде, да «огородиться от думок бороздой» .

Неискоренимая привычка к труду и обострённая совесть зовут её в родное село, в уста этой вечной труженицы поэт вкладывает простые, казалось бы, слова: «Не положу на сердце крест великий / Что скажут люди? / Тяжек их укор, / Когда полынь, / Осот, / Да повилика / Повыползут наружу, / как позор» . Но ею движет не столько страх позора, оттого, что земля зарастёт сорняками, сколько привычка и желание трудиться, а главное – непредставимость и невозможность жизни в состоянии безделья . Вот эта невозможность жизни в состоянии безделья – исконная и древняя черта русского человека, ибо он по природе своей созидатель, творец, пассионарий.

Точно так же в этой поэме тема труда смыкается с образом отца , который в довоенные годы «шёл в луга уверенный и сильный». И самого себя поэт также видит работящим, как, например, одним из двенадцати рабочих монтажной бригады: «За работой все мы на виду, / Как двенадцать месяцев в году» .

«Слово, слово – дальняя жар-птица!»

Тема поэтического мастерства

Труд поэта и его поэтическое мастерство всегда сопряжены с поисками искомого «несказанного» слова, полного света, таинственной силы и того, что называют «музыкой сфер». В стихотворении «Слово» Вячеслав Богданов словно задаёт самому себе риторический вопрос: «Слово, слово – / Дальняя жар-птица!.. / На каком искать его пути?» . И… отвечает на него, не отвечая, а только лишь размышляя: «И с небес к нему не опуститься, / Да и по земле не подойти» [Там же]. Кажется, именно такое слово, подобное «яблоку на ладони», поэт искал всю свою недолгую творческую жизнь. Однако говорить о том, была ли долгой или недолгой жизнь поэта (равно как и любого другого человека), вероятнее всего, мы не вправе, ибо, во-первых, мы не знаем всех фактов биографии, подробностей быта, перипетий судьбы, хода мыслей и т. д., а во-вторых, а судьи кто?

Но самое главное, полнота жизни человека и тем более, творческой жизни сочинителя определяется не прожитыми годами, а количеством и качеством сделанного. Гении , как известно, наделены колоссальным трудолюбием, иногда кажущимся невероятным, невозможным, невиданным, но они по-другому и не могут, так как ведо́мы небесами, как бы патетически это ни звучало. Талантливые люди , к сожалению, не всегда обладают таким трудолюбием и усидчивостью. Случается даже, что они даже наделены ленью, и это самое страшное для них, поскольку заложенные в них способности меркнут и остаются втуне. При этом они тоже ведо́мы небесами, но эта их связь менее сильная, они более приземлённые, тяготеющие к земным утехам и телесным удовольствиям.

Нам могут возразить, дескать, ведо́мы небесами все, даже самые обыкновенные, ничем не выделяющиеся люди толпы . Да, это так, но у них очень слабый, почти неразвитый духовный слух и духовное ви́дение, и потому они не чувствуют зова небес, а глубоко спрятанные в них способности так и не дают о себе знать (а то, что они у них есть, это несомненно).

Гений же постоянно ощущает свою призванность , и потому он всегда живёт в состоянии вдохновения , то есть в любой момент он может взять в руки перо, карандаш, кисть, стеку, чертёжный инструмент, скальпель, посмотреть в микроскоп, подойти к телескопу и начать работать. Собственно, он вообще никогда, ни на одну минуту не прекращает работать, даже когда он спит, в его мозгу происходит анализ и синтез ранее проделанного.

Можно сказать, что он наравне с небесами и одновременно – присутствует на земле. Он парит в горних высях и умеет радоваться простым земным радостям – колоску в поле, васильку во ржи, придорожной ромашке, клеверной полянке, серебристым тучкам, краюхе хлеба.

Ему не нужно ждать одухотворённого часа – он живёт в состоянии одухотворённости. И потому за свою земную жизнь он может сделать невероятно много – столько, сколько недоступно многим другим. И потому о степени одарённости любого поэта, на наш взгляд, следует судить, в частности, и по тому, какое наследие им оставлено и сколько он успел сделать за свою жизнь.

Следует сказать, что мы не ставили перед собой цели писать биографию В. А. Богданова, а долгая или недолгая была у него жизнь, об этом красноречиво говорит его творчество. Главное, у нас есть стихи, которые лучше всего могут рассказать о поэте и человеке. Поэту важно – успеть за отпущенный земной срок сделать то возможное и необходимое, а судят всех небеса и ещё потомки. И когда к потомкам попадают в руки стихи ушедших из жизни поэтов, то сделанное ими становится очевидным, наглядным, зримым, а их след в жизни оказывается ярким и незабываемым.

В творческой жизни В. А. Богданова были и такие поэты, которые стали для него не просто значимыми фигурами, но, вероятно, некими нравственными маяками – это Борис Ручьёв, Василий Фёдоров, поэты из уральской «обоймы». В стихотворении «Василию Фёдорову» Вячеслав Богданов словно исповедуется перед ним: «Был, как трава под косой, / Наивен…» или: «Я душу стлал пред всеми, / Словно скатерть…» . В стихотворении «Памяти Бориса Ручьёва» он обращается к ушедшему из жизни поэту, как к высочайшему авторитету, прожившему очень сложную жизнь и при этом знающему «цену слова» и сохранившему, несмотря ни на что, «ранимое сердце». Вот он обращается к нему:

…Как смог пронести через муки

Ты свой голубеющий взгляд?! .

Не голубой, а именно – голубеющий , чистый, незамутнённый и сердечный взгляд человека, познавшего не только лавры, но и ужас лагерей.

Стихотворение «Памяти поэта» посвящено гибели Сергея Есенина, которую Вячеслав Богданов воспринимал как личную трагедию: «Рухнул месяц с голубых высот. / И берёзы / В дымной круговерти, / Словно петлю, / Рвали горизонт / И стонали голосом бессмертья» . Согласимся, берёзы, стонущие «голосом бессмертья», – новое слово в русской поэзии.

Есть у В. А. Богданова стихотворение «Желание», посвящённое поэту Валентину Сорокину, именно этим стихотворением заканчивается сборник «Избранной лирики», в котором он неожиданно размышляет о своём последнем земном дне и о том, каким он будет. Это могло бы навести на печальные размышления о собственной жизни и творчестве, если бы поэт твёрдо и убеждённо не высказал здесь своё кредо: «Я в мир пришёл – творить, / А не рыдать…» . Таким – творящим и радостным, открытым и щедрым запомнился поэт Вячеслав Богданов друзьям и коллегам. И таким он пришёл сегодня вновь к своему читателю.

«Я убит. И смолкли соловьи…»

О мистических предчувствиях поэта

Стало общим местом говорить о том, что поэты обладают способностью предвидеть будущее. В основном это касается предчувствий собственной смерти. Так это или нет, однозначно ответить трудно, но подобных совпадений известно много. Когда-то мы писали об этом в сочинениях «Лазурная книга», «Homo scribens» , формулируя законы творчества , в том числе и касаемого умения поэтов говорить пророческим языком. Известны красноречивые примеры, когда поэтические строчки становились вполне конкретными событиями жизни. Далеко не случайно Марина Цветаева говорила: «Стихи сбываются. Поэтому не все пишу».

Когда-то Николай Гумилев заметил:

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще… .

Загадочной была вся жизнь Н. С. Гумилева с его странными поездками в Африку, непонятной ролью в революции и судьбе страны, вероятнее всего, он служил в разведке. Загадочной стала и его смерть – неожиданная, таинственная, как и само обвинение в организации заговора, за что он был расстрелян. Так что Николай Степанович, как он сам верно подметил, умер не «при нотариусе и враче», и до сих пор неизвестно, где его могила.

Владимир Маяковский тоже однажды трагически обронил: «… не поставить ли точку пули в своём конце…» и – либо застрелился, либо был застрелен. Последняя гипотеза высказывается ныне всё чаще. Но как бы то ни было, «точка пули» была поставлена.

Вспомним стихотворение «Глухарь» Дмитрия Кедрина, где поэт сравнивает себя с тем глухарём, что от счастья не видит и не слышит подкравшегося охотника.

Может, также

В счастья день желанный,

В час, когда я буду петь, горя,

И в меня

Ударит смерть нежданно,

Как его дробинка –

В глухаря .

Дмитрий Борисович Кедрин погиб при невыясненных обстоятельствах, возможно, он был выброшен из поезда, так что смерть настигла его именно «нежданно», как он и предвидел.

А как точно предсказал свою судьбу Николай Рубцов, заметив в стихотворении «Я люблю судьбу свою…»:

Неужели в свой черёд

Надо мною смерть нависнет, –

Голова как спелый плод,

Отлетит от веток жизни .

И добавив уже в другом стихотворении («Расплата»): «Я тревожно уйду по метели» . По метели – 19 января 1971 года – и ушёл.

Один из последних примеров – судьба Иосифа Бродского, у него есть следующие строки:

И осенью и летом не умру,

Но всколыхнётся зимняя простынка,

взгляни, любовь, как в розовом углу

горит меж мной и жизнью паутинка .

Это было написано в 1961 году. А в январе 1996 «зимняя простынка» всколыхнулась.

С точки зрения рацио и логики объяснить все эти совпадения трудно, но вероятно, можно, так как поэт иногда (и даже чаще всего так и бывает) сам подсознательно готовит себя к определённому уходу. И потому обстоятельства его жизни складываются именно так, а не иначе. Или же какую-то вполне определённую смерть он как бы подсказывает своим врагам (случай с С. А. Есениным, В. В. Маяковским?). Тем не менее, некая мистика в этом присутствует хотя бы по той причине, что всё, связанное со смертью, потусторонним миром видится человеку в ореоле таинственности.

Чувствовал ли В. А. Богданов беду и свой скорый, как говорят, безвременный уход из жизни? В стихотворении «Неповторимость» есть строки, которые теперь прочитываются особенно внимательно: «Я молодость, как буйного коня, / Всё гнал, / Всё гнал по кручам / И долинам, / И не вгляделся на пути недлинном , / В ночную мглу, / В простор зелёный дня…» . Почему поэт называет путь недлинным ? Чем страшила его ночная мгла ?

В стихотворении «У летней воды» его лирический герой полон «охмеляющей радости» – от самого сознания, что он живёт, смотрит на воду, дышит запахом лебеды, любуется цветами, что «цветут и к жизни призывают». В стихотворении «Дума» поэт, сидя у обрыва, «на краешке у памяти своей» и глядя на убегающую среди лугов речку, размышляет о том, что ему ещё «рано подводить итоги» и что у него впереди «и солнце, и гроза».

Казалось бы, никакие тёмные предчувствия не посещали поэта, всё в его жизни было удачно, ладно, толково, в согласии с совестью. Но именно в этом стихотворении он высказывает настораживающую мысль о том, что «круты, как жизнь» излучины этой реки и что он ждёт в своей судьбе некоего «великого мгновенья». Но что за мгновенье имел в виду поэт? – Славу, признание, почёт, благополучие, успех у читающей публики? Или некое кульминационное событие, но какое? Конечно, поэт оставил нам загадки, которые ещё предстоит разгадать.

В стихотворении «Стихи о Родине», перекликающемся с блоковскими мотивами, здесь даже в качестве эпиграфа использованы слова А. А. Блока: «…Идут часы походкою столетий, / И сны встают в земной дали», поэт восклицал: «Что за сны мне снятся, / Что за сны!..» . Авторский вымысел уносит читателя в далёкие средние века: то поэт отождествляет себя с ратником, что победно возвращается с Невским с войны; то перед нами XIV век, и поэт видит себя воином, убитым на Куликовом поле: «Я убит! / И смолкли соловьи. / Стёр мой конь о синеву подковы…» . Невольно напрашивается параллель с трагическими событиями в жизни поэта, ведь мысль о том, что он был убит (отравлен) высказывается всё чаще и звучит всё громче.

Есть у Вячеслава Богданова стихотворение «На Бородинском поле», в котором он убеждённо высказывает мысль о том, что не так страшны и опасны открытые и явные враги, как враги скрытые и замаскированные: «Не страшен, Русь, тебе Наполеон, / Страшней они – заезжие Дантесы!..» . Видимо, поэт был прав, ведь враг открытый, что называется, в чистом поле, обозначен чётко, к нему и отношение – как к врагу, от него не ждёшь ничего, кроме беды. А вот враг замаскированный, даже внешне благожелательный или под видом «заезжего Дантеса» гораздо опаснее. Он страшен уже тем, что убивает он одного человека, а целит в целую нацию .

Последнее стихотворение, которым заканчивается сборник «Избранной лирики» – «Желание», посвящённое Валентину Сорокину, и уже его первые строки заставляют пристальнее вглядеться в состояние нашего героя: «За какими делами захватит / Час последний в дороге меня? / Я б хотел умереть на закате / На руках догоревшего дня» . Печальные строки наводят на печальные размышления, но несмотря на невесёлый характер темы, нет в них ни упадочничества, ни разъедающего уныния, так как поэт осознавал и принимал своё будущее как неизбежность: «Впереди будет – тихая вечность, / Позади – голубеющий день…» [Там же]. В этом «голубеющем дне» он и остался…

Обратим внимание, что вновь звучит эпитет «голубеющий», а не «голубой». В этом слове есть некая незавершённость действия или, вернее, и действие и жизненная энергия. Мы можем сказать, что если «голубой» – это статика, то «голубеющий» – динамика и, стало быть, отражение динамики и напряжённости внутренней жизни поэта. Он словно давал надежду и себе, и своим читателям, что у этого дня есть будущее, потому что голубеющему дню ещё только предстоит стать голубым.

«Голосом зари и разнотравья…»

Индивидуальный художественный мир поэта

Почему же мы говорим о медоносной судьбе поэта? На этот вопрос ответить очень просто, так как творчество Вячеслава Богданова гармонично укладывается в русло русской поэзии, продолжая и развивая традиции. Кажется, у него не было периода, когда он входил в поэзию или врывался в неё, он как-то естественно и просто освоился в ней, заняв своё место и обустроив собственное лирическое пространство. Создаётся ощущение, что он только и делал, что собирал нектар слов, смыслов и их оттенков и перерабатывал их в живые стихотворные строчки – это была его земная суть и небесное ремесло.

Поднимаемые им темы также укладываются в рамки традиций русской лирики: деревенское детство («Возы», «Стог», «Корова»); родной дом («Родимый дом», «Дом», «Приеду в село…»); Россия («Стихи о России», «Русь», «На Бородинском поле…»); природа («Древняя степь», «Засуха», «Сентябрь», «Природа»); труд («Железо», «Юность», «Научитесь понимать…»); деревня и город : «Я привык к скоростям самолёта…», где он писал: «Отвыкаю от скрипа телег…» . Развивая и обогащая традиционные темы, вместе с тем поэт создавал свой неповторимый мир, окрашенный авторскими эпитетами и образами, где звучат полдневные свирели под полдневными небесами , где высятся скуластые горы и шелестят быстротечные листья , где стоит полынная тишина и вьётся родниковая тропа , а низины бывают то репейными , то ромашковыми . И мир – овсяный , залитый солнцем и светом, где полыхает «земляничное зарево полян» и живёт трудолюбивый народ – размашистые ребята .

У каждого поэта есть образы, которыми он запоминается читателю и привлекает внимание исследователей. В стихотворении «Отгуляет зима по Уралу…», где поэт ведёт речь об Уральском крае, есть строчки, буквально пересыпанные метафорами, вот, например, стих: «Где о наши / Скуластые горы / Точит молния / Саблю свою…» . Великолепие, художественная роскошь этой метафоры очевидна.

В стихотворении «Выплывают, дали серебря…» нарисована уникальная картина, где месяц «глядится старчески в реку, / Опершись на жёлтую клюку» . Согласитесь, месяц, опирающийся на клюку, тоже уникальный и в чём-то даже трогательный образ.

Порою кажется, что он словно разговаривал с читателями «голосом зари и разнотравья», и таким он и остался для нас – в своих стихах.

То ли правду говорят, что в имени – судьба. В фамилии Богданов однозначно прочитывается Богом данный . Конечно, скептик может возразить: каждый из нас – Богом данный, так-то оно так, да только не каждому дана «медоносная судьба».

Литература

Богданов В. А. Избранная лирика. – Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1975. – 112 с.
Бродский И. А. Стихотворения. – Таллинн: «Ээсти раамат, «Александра», 1991. – 256 с.
Гумилев Н. С. Стихи; Письма о русской поэзии / Вступ. статья Вяч. Иванова; Сост., науч. подгот. текста, послесл. Н. Богомолова. – М. : Худож. лит., 1989. – 447 с.
Кедрин Д. Б. Чистый пламень: Книга стихов / Художник Н. Бисти. – М.: Современник, 1986. – 333 с.
Вячеслав Богданов в своих стихах предстаёт перед нами человеком собранным, цельным и духовно содержательным, а как поэт — с безусловной одарённостью и редкой нравственностью, что и решает, в общем-то, судьбу художника: талант и воля к честности, к справедливости, к совестливости, к труду, положенному на порог отчей избы, земли русской.

Богданов был очень русским человеком и беспощадным поэтом русским был. Его не сомневаясь надо ставить в тот золотой круг русских авторов, рано и трагически распрощавшихся с жизнью, в круг Дмитрия Блынского и Николая Анциферова, Анатолия Передреева и Николая Рубцова.

Сельский паренёк с Тамбовщины, он явился в 1953 году на Челябинский металлургический завод, где сформировались его взгляды на призвание. Вячеслав стал знаменитым поэтом на Урале, а погиб в Москве в 1975 году.

Рыжий берег травою окутан,

Здесь ничьи не остались следы.

Я не знаю, он взялся откуда,

Этот камень у чёрной воды.

Мы не можем и не сможем никогда указать пальцем, через какой чёрный камень «запнулась» и не перешагнула краткая стезя поэта, камней чёрных на пути не только русского поэта, но и русского народа — много, потому поблагодарим Вячеслава Богданова за сотворённое: оно прекрасно, искренне, оно — живое существо, то цветком расцветёт в душе у нас, то слезою матери русской очи нам освежит…

Вячеслав Богданов, друг мой первый, если бы он чуток пожил бы, пожил бы ещё чуток — ведь лишь приготовился, лишь в полный рост поэта распрямился!..

Но он возвращается к нам светлый, русский, добрый и неповторимый, как его отчий край, как его Россия, родина наша, зовущая и лебединая.

Вячеслав Богданов — настоящий поэт. А настоящий поэт — гневный, но добрый, внезапный, но мудрый, трудный, но прекрасный!

Господи, ну обереги его слово на путях грозных! Сбереги и дай простора ему.

Валентин СОРОКИН

В синем цехе

Только утро разбрезжится синью,

Торопливо уйду со двора.

Я работаю в цехе Россия,

В синем цехе красы и добра.

Пусть дороги круты, словно годы.

Глубине поучусь у сохи.

Мне, рабочему парню завода,

Так нужны, до зарезу, стихи.

Петь так петь! Чтобы слабый с постели

Встал и небо подпёр головой,

Чтобы люди от песни добрели,

Заполнялись глаза синевой.

Но пока только вёрсты да вёрсты,

Да горит мой дорожный костёр,

Да летят полуночные звёзды

В голубые ладони озёр.

И дрожит молодая осина,

Что погреться пришла у костра...

Я работаю в цехе Россия,

В синем цехе красы и добра.

Родимый дом

Н.Тряпкину

К дверям забитым я зимой приеду,

Замочный ключ до боли сжав в горсти.

И улыбнусь хорошему соседу,

И попрошу мне клещи принести.

Я в дом родной вернусь не блудным гостем!

И, как любовь,

Я ключ к нему сберёг.

И под рукой

Застонут длинно гвозди

И упадут, как слёзы, на порог…

И тишина мне бросится на плечи,

А голуби забьются под стреху.

Трубу открою в стылой русской печке

И, словно память, пламя разожгу!

Где Бог сидел — снежок набила вьюга.

И, осмотрев на карточках родство, —

Я вместо Бога

Сяду в правый угол,

Огонь в печи приняв за божество!

Дыши высоким пламенем, солома!

Пускай деревня видит наяву,

Как мой поклон —

Дымок над отчим домом —

Всему, чем я страдаю и живу!

Раздумье

Н.Рубцову

Эту жизнь я люблю,

Как вначале.

Ты веди меня, сердце,

Веди.

Тридцать лет у меня за плечами,

Сколько будет ещё впереди?

По дорогам ни дальним,

Ни близким

Не терял я впустую

Ни дня.

Видно, как беспокойною искрой

Наградила Россия меня.

Только трудно одно перенесть мне,

Хоть в родные края не вернусь,

Я запел бы о городе песню,

Да деревню обидеть боюсь.

Ты, деревня, прости,

Дорогая,

Город стал мне хорошим отцом.

Я меж вами стою

И не знаю —

Ну к кому повернуться лицом?!

Чтобы жить мне, не ведая горя,

Чтобы сердце не рвать пополам,

Я хотел бы уральский мой город

Передвинуть к тамбовским полям.

По крови хлеборобов наследник,

По труду своему — металлург…

Только знаю, что в час свой последний

Мне в деревню захочется, друг.

Памяти поэта

И пускай я на рыхлую выбель

Упаду и зароюсь в снегу…

Всё же песнь отмщенья за гибель

Пропоют мне на том берегу.

С.А. ЕСЕНИН

Улеглась в гостинице гульба,

Жёлтый мрак качался в коридоре.

Как смогла ты,

Подлая труба,

Удержать такое наше горе?!

Не вино сдавило вдруг виски,

Не метель,

Что выла, словно сука, —

Это пальцы подлостей людских

Прямо к горлу подступили туго.

Спал подлец,

Напившись в кабаке,

Над поэтом зло набалагурясь…

Смертный миг…

Лёд треснул на Оке…

Только мать на всей Руси проснулась…

Что же ей почудилось тогда?

Может быть,

Взаправду увидала,

Как с небес

Горючая звезда

На крыльцо морозное упала.

И зажгла зарю в селе звезда.

Мать у русской печки суетилась.

По снегам глубоким,

Как беда,

Весть на санках к дому подкатилась.

Рухнул месяц с голубых высот.

И берёзы

В дымной круговерти,

Словно петлю,

Рвали горизонт

Во Владимире

С.Никитину

Здесь Русь моя на все четыре стороны

В зелёной вьюге

Вешнего огня.

Зубчатыми лобастыми соборами

Устало смотрит древность на меня.

Пусть опустели башни колокольные,

И ржавь легла от вековых ветров.

Но слышу я: идут на битву воины

Под перезвон седых колоколов.

Лежат равнины,

Росами омытые,

И Русь моя огнём озарена.

Дрожит земля под конскими копытами,

И на крестах распята тишина.

Я слышу гром

И стон за перелесками,

А у Кремля

Рыдающий народ.

О, дайте мне

Доспехи князя Невского

И верный ключ

От Золотых ворот…

Стог

— А кой тебе годик?

— Шестой миновал.

Н.А. НЕКРАСОВ

Тяжёлый год. Нетопленная печь.

Глухая ночь,

А в доме — ни полена.

Над стогом месяц высится,

Как меч.

Крадусь в степи,

Как будто бы из плена.

Огонь в избе объездчика потух…

И не страшны мне ни погост,

Ни волки…

Лишь скрип салазок напрягает слух,

Торчит стерня,

Острее, чем иголки…

Я стогу в бок вогнал железный крюк,

Обучен рано ремеслу такому…

Но только стог упрям,

Как жадный друг,

Мне по клочочку выдавал солому.

И дёргал я солому сколько мог,

Искал места, где легче подступиться.

Вгонял я крюк.

И, оседая, стог

Стонал в ночи,

Как раненая птица.

И я, мальчишка десяти годов,

По-взрослому,

Совсем не без опаски,

Между чужих запутанных следов

Тянул домой с соломою салазки.

Такая даль искрилась впереди!

Такие звёзды крупные сияли!

Хотелось всю деревню разбудить,

Но брёл тайком,

Чтоб люди не видали…

Я отдохнуть присел на бугорке, —

Спасителем от всех морозных бедствий

Колхозный стог виднелся вдалеке,

Раздёрганный кругом,

Как наше детство.

Я это всё запомнил и сберёг.

И сердце оттого не каменеет…

И душу мне,

Как тот колхозный стог,

Никто вовек раздёргать не сумеет!..

Я живу

Я живу на озёрном Урале,

Ты живёшь на великой реке.

От моей полуночной печали

Почернело кольцо на руке.

Упаду, как ослепшая птица,

Путеводной не видя звезды.

Из какого резного копытца —

Выпить мудрость волшебной воды?

Доживу без любви и без ласки

И тебя никогда не дождусь.

Всё равно, как царевич из сказки,

Я однажды тебе пригожусь.

Ты очнёшься, но будет уж поздно,

Слишком жизнь у людей коротка.

Укачает упавшие звёзды

Голубая речная тоска.

Вера

Сын земли российской по закону,

Приучённый с юности к труду,

Я, военным детством закалённый,

По деревне с песнею иду.

Тем, кому по сердцу мое пенье,

Тот со мною рядом становись!

Пусть слова бросают,

Как каменья,

Нытики, не верящие в жизнь.

Я вовеки песню ту не брошу.

И пойду, уверенный, в дела,

Как идёт разгневанная лошадь,

Закусив стальные удила.

Скорость

Мчит земля, словно конь, ошалело,

Натянули поводья века.

И от скорости — пеною белой —

Отлетают с боков облака.

Как угнаться за скоростью света

По незримым доныне следам?

Мы устали от вешнего цвета

И тоскуем по зрелым плодам…

Зреют звёзды, как яблоки, споро.

Протянули к ним руки века…

Ты, Вселенная, — сад за забором,

Мы — соседские дети пока!..

Брат. Поэт. Друг…

Как-то в душевной беседе я спросил Славу (так мы, родственники, звали поэта Вячеслава Богданова):

«Кого из нас ты больше всех любишь?». А нас было много…

Если честно, ожидал, что он скажет, — меня. Но нет, назвал двоюродного брата Алексея. Вначале мне стало как-то грустновато, ведь я же знал, что таких доверительных отношений, такого взаимопонимания с другими братьями и сестрами у него не было. Он знал, что больше, чем я, никто из родственников так не любил поэзию, не дорожил ею! Он чувствовал, как я тянусь к его слову. Знал, что мне будет больно от такого ответа. Но сказал правду. Я, конечно, спросил, почему. Он ответил, что они с Лешкой одногодки и детство прошли босиком, прожили самые тяжёлые годы. Потом вместе жили и работали на Урале. После такого честного ответа мне стало легче: Слава не покривил душой передо мной…

У нас разница в возрасте была девять лет, в те годы она была заметной. Но, несмотря на это, мы со Славой тянулись друг к другу. Постоянно переписывались, часто встречались. Я хорошо помню, как учился в Звенигородском техникуме, мне было 15 лет, а Слава жил в Челябинске, вот с тех пор я начал с ним переписку, следил за каждым его стихом, увлёкся поэзией. Он мне привил чувство любви к поэзии, а если точнее, расширил и углубил, так как чувство поэзии даётся матерью.

Всё, что им написано, подарено мне с прекрасными надписями. Вот последний прижизненный сборник, вышедший за месяц до гибели, «Избранное». Пишет, как прощается, как завет оставляет: «Живи, Виктор, открыто, честно, как и живёшь, на прекрасной русской земле».

Со Славой общаться было очень интересно, он был прост, не был заносчивым, не кичился, что поэт. Всегда при встречах читал много стихов, чаще своих. Его и просить не надо было, сам как должное это делал и получал удовольствие. А сколько у него было юмора, каламбуры сыпались один за другим. По каждому поводу — шутка! Он был не вредный, добрый, не ехидный, не злопамятный. Да, по-моему, он и обижаться по-настоящему не мог. Всегда у него присутствовала улыбка, шутка. Добрая у него была душа. А иначе и стихи такими душещемящими не стали бы.

Корни у нас поэтические, родственники некоторые слагали стихи, частушки, кто-то печатался, но у большинства пела душа. Да, богата тамбовская земля талантами, благодатная почва для этого здесь. Вот и на последних днях литературы в Шульгинской средней школе сколько мы услышали стихов интересных, написанных школьниками, какие умные глаза, как они тянутся к поэзии, к искусству. Это же мы увидели и услышали в Мордовском районном доме культуры. А как школьники читают стихи Богданова, какие песни поют на его стихи! Радостно становится, что прорастает его творчество, воспринимается новым поколением. Значит, доброе звено заложено в нём, коль всходы хороши.

Творчество Вячеслава Богданова многогранно, в нём постоянно находишь что-то для себя, открываешь новые светящиеся грани таланта. Вот я вроде бы хорошо знаю его стихи, но недавно, получив подборку в журнале «Подъём», открыл для себя новое отражение: о судьбе человека, о счастье и несчастье, о памяти, о свете жизни и любви. Вроде бы небольшая подборка, но она, умело составленная, освещает названные стороны творчества. А в сентябрьском выпуске журнала «Наш современник» со вступительным словом о друге Валентина Сорокина, творчество Богданова отсвечивается другими гранями: любовь к родине, любовь к женщине.

Всего Слава написал более двухсот стихотворений и четыре поэмы, пятую только начал, о сталеварах. Конечно, немного. Но так распорядилась судьба, Валентин Сорокин рассказывал мне, что поэт состоится тогда, когда в его творчестве есть любовь к Родине, любовь к человеку, к другу, к работе, к памяти, любовь к природе, к матери, к таинствам Вселенной. Важно, чтобы у поэта была своя стержневая тема. Конечно, прав Валентин Васильевич. Мне думается, в творчестве Богданова все эти составляющие есть и, что характерно, они как-то перекликаются, одна с другой. Поэт старается соединить их воедино: человека и природу, город и деревню, сегодняшний день с прошлым и будущим, нашу Землю со Вселенной…

Я как-то проанализировал, о чём же больше писал Вячеслав, хотя и понимаю, что к оценке творчества так арифметически подходить нельзя, потому что в одном стихотворении присутствует и природа, и человек, и судьба его, и город, и деревня. Но всё же я разделил явные темы, и что получилось?

Наибольшее количество стихов написано о человеке, о его судьбе, о друзьях, о поэтах. Такие стихи, как «Юность», «Человек», «Одногодкам», «Молодожёнам», «Студентка», «Здравствуй, жизнь», «Молодой поэт», «Звёздность», «Василию Фёдорову», «Борису Ручьёву», стихи, посвящённые другу Валентину Сорокину, стихи-посвящения Сергею Есенину и много других сильных произведений говорят о глубоком переосмыслении времени, об ответственности перед дружбой, о поиске главного в жизни, в понимании земного и небесного.

Большой раздел в творчестве поэта занимает тема малой родины, Тамбовского края, — стихи о родимом доме, о детстве, о матери: «Дом», «Родимый дом», «Отчий дом», «О матери», «Степь», «Родная степь», «Я пришёл в эту степь», «Моя деревня», «Васильевка», «Васильевские вечера», «Тамбовские земли» и много других.

Не каждому поэту дано воспевать одновременно и деревню, и город. У Славы это получалось. Большое место в творчестве Богданова занимает природа, её тайны и красота, особенно в стихотворениях «Земля», «Полдень», «Соловей», «Конь», «Лес», «Яблоня», «На реке», «У моря», «Резвятся дали», «В июле».

Всё творчество поэта пронизано любовью к Родине, к России, к русскому человеку. Все, кто знал Богданова, помнят, как он гордился своей Отчизной, как воспевал её в стихах: «Русь», «Стихи о Родине», «Во Владимире», «На Бородинском поле», «Я родился в России», «Голубой костёр»… Я помню, у него на груди всегда был значок «Русь», так и похоронили мы его с ним, а на могиле поставили тонкий большой стакан с водкой, на котором был изображён храм и написано слово «Русь». Русь — для него было слово святое и самое дорогое:

«Я родился в России, Россиянин я сам».

«Здесь Русь моя на все четыре стороны...».

«Я запахи твои, Россия, от всех на свете отличу».

«Ну, скажите, люди, разве можно надвое Россию поделить?».

«Здравствуй, край красоты и железа, молчаливая гордость Руси!».

«Я работаю в цехе Россия».

«Она всегда неповторима, Русь».

Эти слова были сказаны с болью в сердце и с большим чувством ответственности и сыновнего долга.

Тема любви к женщине занимает немного места в творчестве Вячеслава Богданова. Видимо, так сложилось. Первая краткая трагическая, но красивая любовь, а затем поздняя, тоже непродолжительная. Но какие чистые стихи:

Я живу на озёрном Урале,

Ты живёшь на великой реке,

От моей полуночной печали

Почернело кольцо на руке.

Или:

Звезда, звезда,

Что смотришь так печально?

Оставь нам тайны добрые свои!

Ко мне любовь дорогой изначальной

Опять пришла сквозь сумраки мои.

Тема любви у поэта дополнена яркой любовью к друзьям, к труду. Тема работы, в большом понимании этого слова, тема рабочего человека, в неразрывной связи с заводом, с Уралом, занимает очень важное место в творчестве Богданова. Он был очень совестливым и честным, чтобы не воспеть завод, рабочего, друзей по бригаде, родной Урал, который дал ему хлеб, кров, друзей, а самое главное — поэтические крылья. Неблагодарным поэт никогда не был. Он понимал, кто его родил, кто научил ходить и кто воспитал, кто дал путёвку в большую жизнь. Главная черта его характера — совестливость.

Коль доведётся умирать,

То у меня, учтите,

Завод — отец,

Деревня — мать,

И чёрный труд — учитель!

В своей главной поэме «Звено» Богданов глубоко и поэтично раскрывает стержневую тему города и деревни, рабочего и крестьянина, завершая произведение такими словами:

Сельчан беру я за руки,

Беру,

И мы спешим товарищам навстречу,

Над головою голубеет высь,

И кажутся все дали голубыми…

А мы спешим, А мы уже сошлись.

И я —

Звено единства между ними!

Хотя от Славы часто можно было услышать, что «я великий русский поэт», но он прекрасно понимал, кто есть кто и на какой поэтической вершине находится. Главное — он не останавливался, всегда смотрел вперёд, знал свой потенциал, свои возможности. Он знал, что основное им ещё не сказано.

Как-то в беседе в Москве в конце 1960-х годов я сказал ему, перед этим прочитав только что вышедшую книгу Николая Рубцова «Сосен шум»: «Слав, а Рубцов сильнее тебя!». Сразу же вопрос: «Почему?». Поскольку я не профессионал, то ответил, что не могу грамотно объяснить, но чувствую. Слава нахмурился и сказал: «Виктор, ты никогда больше мне об этом не говори. Если я с тобой соглашусь, то мне надо бросить ручку и прекратить писать». Больше на эту тему мы никогда не говорили.

Сейчас, когда прожита большая часть жизни, когда я научился кое-чему и познал кое-что, могу сказать, что Николай Рубцов, действительно, большой поэт, но и Вячеслав Богданов далеко не отстал от него, а по отдельным темам и стихам надо ещё подумать, кому отдать пальму первенства. Слава это чувствовал и настойчиво шёл к своей вершине. Его стихи нежные, добрые, патриотические, доступные, земные, высоконравственные.

И я думаю, неслучайно его творчество проросло к нам в XXI век. Его родниковый голос востребован нами. Как сказал выдающийся писатель Пётр Проскурин: «Он пытался понять, что такое Россия, что такое русский человек. И самое главное — что делать дальше. Он был из сердца народа. Он болел его болью».

Виктор СОШИН