Сексуальная жизнь палача. Нарком ежов и его евгения соломоновна Именем Российской Федерации

«Стрекоза» ЦК КПСС

Пока он пытал невиновных в застенках Лубянки, гноил их в лагерях и подписывал расстрельные списки, она порхала по театральным премьерам и кремлевским банкетам в окружении многочисленных любовников. Но он прощал, и они были вместе. И умерли почти вместе: она – от присланного им спасительного яда, он – от пули товарищей по партии. История любви и смерти сталинского палача Николая Ежова и большевистской светской львицы Жени Фейгенберг.

Середина августа 1938 года, дача наркома внутренних дел Ежова в Дугино, поздний вечер. В доме ужинают, за столом трое – сам Ежов, его жена Евгения Соломоновна Хаютина и ее подруга Зинаида Гликина. «Железный нарком» мал ростом, щупл, узкогруд и похож на тролля из немецкой сказки-страшилки. Сходство усугубляет то, что Ежов всё время кривит губы – сегодня он не в настроении. Евгения Хаютина на девять лет моложе мужа. Жена наркома – женщина видная, она красива какой-то южной, знойной красотой. Да и Хаютина она лишь по первому мужу, а в девичестве носила фамилию Фейгенберг. После ужина пару ждёт грандиозный скандал, который спустя несколько месяцев Зинаида Гликина опишет на допросе в НКВД:
– Ты с Шолоховым жила? – спросил Ежов жену, извлек пачку бумаг и заставил ее читать, причем не про себя, а вслух.
Женя Хаютина начала было читать, но тут же запнулась – это была расшифровка прослушки ее вчерашней встречи с Михаилом Шолоховым в гостинице «Националь». Стенографистка отнеслась к своей работе творчески, даже снабдила расшифровку поясняющими комментариями: «идут в ванную» или «ложатся в постель». Нарком выхватил у жены листки, швырнул их на пол и начал бить жену. Бил он ее всерьез: и по лицу, и в грудь. Зинаида Гликина в ужасе выбежала из комнаты: она-то считала, что у Ежовых – открытый брак и измены они друг от друга не скрывают, поэтому увиденная семейная сцена поразила ее вдвойне.

Николай Ежов был тогда заведующим орграспредотделом ЦК ВКП(б). Главный большевистский кадровик и бывшая машинистка советского торгпредства в Берлине Женя Хаютина познакомились в 1929 году в сочинском санатории. Он был невзрачен, но обходителен и мил. И очень трогателен, что хорошо действовало на женщин: к слову, жена бывшего начальника Ежова Ивана Москвина, впоследствии репрессированная вместе с мужем, жалела его и старалась всячески подкормить:
– Кушайте, воробушек!..

Воробушек и в самом деле был слаб здоровьем: туберкулез, анемия и еще целый букет болезней, включая давний, но залеченный сифилис. Работал Ежов, тем не менее, не жалея себя, и так же истово преследовал женщин. Позже на допросе в НКВД Зинаида Гликина расскажет, что Ежов не давал прохода даже домашней прислуге.

За Женей он начал ухаживать сразу в Сочи, потом роман продолжился в Москве. Ежов к этому времени развелся, ее текущий брак с Гладуном окончательно истлел, и в 1931 году они поженились. Оба – каждый на свой лад – были детьми нового времени, и в этом отношении составляли гармоничную пару. Ежову – пареньку из бедной рабочей семьи, вступившему в партию, революция дала все. Он преданно ей служил и быстро взлетел на самый верх: путь от писаря при мелком саратовском комиссаре до заведующего ключевым отделом ЦК был пройден всего за восемь лет. А Женя Фейгенберг, девушка из еврейской купеческой семьи, получила свободу и воспользовалась ей в полной мере. Интеллигентные мальчики и девочки отлично помнили старый мир: в нем их ждала жестко регламентированная, расписанная от «а» до «я» жизнь…

И вдруг все это рухнуло, в 20-е годы стало возможно всё, неприкасаемой была только советская власть. Евгения Фейгенберг-Хаютина с двумя ее номенклатурными браками – первый муж был начальник отдела в наркомате, второй работал секретарём советского торгпредства в Лондоне, – опытом заграничной жизни, легким нравом, врожденной смелостью и организационным даром стала идеальным человеком нового времени.

За спиной рабочего паренька Ежова была бедная, полная унижений юность. Известно, что его неоднократно били в детстве на улице, и в числе хулиганов был даже его родной брат Иван, однажды сломавший об него мандолину. В царской армии Ежов все больше болел, в Гражданскую войну ничем не отличился: был вроде призван, но пересидел ее в тылу. В партию вступил не рано и не поздно, в августе 1917-го – и «старым большевиком» не считался, но и к «примазавшимся» не попадал. Его партийная карьера сразу задалась: тот же его бывший начальник, Москвин, говорил, что «как у работника, у Ежова недостатков нет – кроме чрезмерной, из ряда вон выходящей исполнительности».

И всюду, куда попадал Ежов, его ценят, и любят, и стараются удержать. ЦК чуть ли не силой выцарапывает его из казахского крайкома, хотя первый секретарь ЦК казахской компартии Голощекин хочет сделать Ежова своим преемником. В отпуск и санаторий его приходится отправлять почти насильно – в противном случае доктора из ведомственных поликлиник не ручаются ни за что: «организм у товарища Ежова слабый, изнуренный непосильный работой ». Но даже из отпуска или санатория он снова рвется в Москву. Пойди найди такого работника, когда проверенные годами партийные товарищи бездельничают и прямо на глазах спиваются.

Другой разговор, какой он был человек. Хотя до поры до времени складывается ощущение, что вроде неплохой. Да и никто из знавших его до работы в НКВД не вспоминал о ежовском садизме. Однако образованием, рефлексиями и душевным багажом Ежов, конечно, обременен не был. Внутреннего стержня, похоже, тоже у него не имелось: перед вождем и партией он – чистый лист, на котором можно намалевать что угодно.

Телом Ежов, может, и был слаб, зато крепок характером. Видимо, поэтому Сталин доверил выдвиженцу перетрясти всю страну, а перед этим – зачистить сплоченную, опасную, жёсткую и лишенную иллюзий чекистскую корпорацию. Он ее и почистил: уничтожил почти всю верхушку НКВД – посадил и расстрелял больше 14 тысяч рядовых чекистов. А к моменту семейного скандала в Дугино Ежов репрессировал уже сотни тысяч человек, причем множество людей лично пытал, выбивая из них признательные показания. Ну и, конечно, вместе с остальными членами сталинской верхушки подписывал массовые смертные приговоры. От такой жизни у Ежова, понятное дело, развился сильнейший невроз – его он глушил коньяком и водкой. Видимо, в какой-то момент «железный нарком» сорвался и припомнил жене Шолохова. Помирились они, однако, быстро: Николай Иванович очень любил свою Женю.

Позже будут перечислять ее любовников, многие имена всплывут на допросах в НКВД. Назовут и писателя Исаака Бабеля, и исследователя Арктики Отто Шмидта. Когда Бабель будет арестован, свой интерес к семейству Ежова он объяснит тем, что ему хотелось рассмотреть главного чекиста вблизи, почувствовать, понять. НКВД в те годы и впрямь обладал особым, страшным и притягательным ореолом, как подчас случается с откровенным злом, и к чекистам тянулись многие замечательные люди – от Есенина до Маяковского. Но жена наркома, кажется, всего этого не чувствовала: она жила вне того мира, что ее муж. Она превратила свой новый дом в литературный салон. Да и работа у нее была интересная: формально она числилась заместителем главного редактора журнала «СССР на стройке», фактически же – им руководила. Ежов до поры до времени не докучал ей ревностью, у нее было множество поклонников, была прекрасная светская жизнь – премьеры, приемы, кремлевские банкеты. «Стрекоза» – так прозвали ее дамы из высшего партийного света.

История с Шолоховым, скорее всего, взбесила Ежова потому, что НКВД разрабатывал тогда писателя, ещё не ставшего иконой советской литературы, и даже готовил его арест. Но Шолохов сыграл на опережение: написал письмо о перегибах НКВД «на местах» и ухитрился передать его сталинскому секретарю Поскребышеву. Для этого ему пришлось, скрываясь от чекистов, ехать в Москву на товарном поезде. Продолжение этой истории известно только со слов самого Шолохова: якобы у Сталина прошло экстренное совещание, на которое Шолохова доставили сильно нетрезвым, и что Сталин был суров с Ежовым, и Шолохова в результате не тронули, а опохмелял его потом сам Поскребышев.

«Большой террор» не мог продолжаться бесконечно: уже был истреблен малейший намек не только на оппозицию, но и на любое вольнодумство, страна приведена в состояние безропотного смирения, которого хватило на много десятилетий вперед. И ритуальная казнь того, кто всю эту зачистку воплотил, стала неизбежной. Падение было неминуемо. Ему предшествовали демонстративные проявления «высочайшего неудовольствия»: Ежову назначили нового первого заместителя – бывшего первого секретаря ЦК КПб Грузии Лаврентия Берию, который должен был присматривать за своим начальником. А самого Ежова неожиданно назначили наркомом водного транспорта, но с сохранением поста главы НКВД, правда, только пока – так готовилась аппаратная рокировка: предшественника Ежова, Ягоду, перед арестом перебросили на почтовый наркомат. Случилось это всё в августе 1938-го, в те же дни, что и семейная ссора на даче в Дугино.

На допросе Зинаида Гликина вспомнит ходившие тогда по Москве слухи, что, мол, делом об адюльтере жены наркома занимался лично Сталин. Столичное «сарафанное радио» почти не ошиблось: Сталин велел Ежову развестись. Но дело было, конечно, не в Шолохове: «вождь всех народов» помнил о «троцкистских связях жены наркома». Обвинение в троцкизме было выдуманным и совершенно несостоятельным, но в тоже время – смертоносным. Ежов рассказал обо всём жене, разводиться они не захотели. Сталин снова приказал ему развестись. Ежов опять поговорил с женой, но результат был таким же – он слишком любил свою Женю.

Евгения Хаютина сходила с ума от ужаса и писала Сталину – тот не отвечал. Ежов отправил жену на отдых в Крым, и оттуда она слала ему отчаянные письма: «Колюшенька, в Москве я была в таком безумном состоянии, что не могла даже поговорить с тобой. Очень тебя прошу, и не только прошу, а настаиваю проверить всю мою жизнь. Если еще живу, то только потому, что не хочу тебе причинять неприятности». Но от него ничего уже не зависело: НКВД брал в свои руки Берия, в наркомат водного транспорта Ежов если и приезжал, то только чтобы выпить в своем кабинете. Естественно, что дела в вверенном теперь Ежову наркомате стали разваливаться, а его заместитель написал на него докладную, и ей, конечно же, дали ход.

Вскоре арестовали Зинаиду Гликину, и у Евгении Хаютиной началось сильнейшее нервное расстройство. Её госпитализировали в санаторий имени Воровского – его здание до сих пор стоит в парке московского кинотеатра «Варшава». О дальнейшем говорят по-разному: кто-то считает, что люминал она раздобыла сама, другие думают, что яд ей прислал муж, и к нему была приложена безделушка – условный знак, означавший, что ей пора уходить. Её преследовали со всех сторон и как будто выдавливали из жизни. Хаютина отравилась 19 ноября 1938 года, спасти ее не удалось. Жену тогда еще наркома водного транспорта хоронили с почетом. Самого Ежова при этом на похоронах не было, своим домашним он сказал: «Женя хорошо сделала, что отравилась, а то бы ей хуже было».

Спустя несколько месяцев, 10 апреля 1939-го, Берия арестовал Ежова прямо в кабинете Маленкова. Ежова пытали и среди прочего оказалось, что, выпивая с кем-то из старых друзей, он вовсю ругал Берию и советскую власть. К слову, Сталин потребует разыскать ежовского собутыльника, что лишний раз подчеркивает, насколько «вождь всех народов» был погружен в детали этого дела и им руководил. Следователи также узнали о бисексуальности Ежова, что само по себе по советским законам считалось преступлением. Но главные обвинения, конечно же, касались измены родине: Ежова признали виновным в подготовке государственного переворота и убийстве руководителей советского государства. Ежов все обвинения категорически отвергал и единственной своей ошибкой назвал то, что «мало чистил органы от врагов народа». Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Ежова к расстрелу, 4 февраля 1940 года приговор был приведен в исполнение.

А Женечка, прожившая свою короткую жизнь с таким удовольствием и так легко, улизнула от следствия, пыток и казни. Советская власть перемолола поколение ее ровесников, относившихся к новой жизни как к веселому карнавалу и приключению. Из поэтессы Берггольц на допросе выбили ребенка, режиссер Сац – тоже жена наркома – сидела, как и Полина Жемчужина – супруга Молотова, как и сотни тысяч других, которые раньше времени легли в землю, сполна выпив чашу страданий.

В 1998 году Военная коллегия Верховного суда уже Российской Федерации отказала в посмертной реабилитации Ежова как организатора массовых репрессий и убийств.

Алексей Филиппов

Евгения Соломоновна Хаютина (урождённая Фейгенберг; 1904, Гомель - 21 ноября 1938, Москва) - советский издательский работник.

В 1930-е годы - официально заместитель главного редактора, а де-факто главный редактор журнала «СССР на стройке». (Официальными главными редакторами в эти годы были Георгий Пятаков, Валерий Межлаук, Александр Косарев.) Хозяйка литературного салона, который посещали известные писатели, а также видные сценические и кинематографические деятели: Исаак Бабель, Михаил Шолохов, Михаил Кольцов, Сергей Эйзенштейн, Леонид Утёсов и другие. Частыми гостями на этих вечерах были и представители советской номенклатуры. Известна как жена Николая Ежова. Покончила жизнь самоубийством (по другой версии, была убита своим мужем).

Биография

Родилась в Гомеле, младшим ребёнком в многодетной купеческой семье Залмана (Соломона) Лейбовича Фейгенберга (1863-1918) и Эсфири Крымской (1877-1933).

В Одессе

Первый раз вышла замуж в семнадцать лет за Лазаря Хаютина (?-1948), с которым переехала в 1921 году в Одессу, где работала в редакции местного журнала. В этот период она познакомилась с одесскими писателями Валентином Катаевым, Юрием Олешей, Исааком Бабелем.. Вероятно, они и помогли ей позже уже в Москве найти работу в газете «Гудок».

Москва-Лондон-Берлин-Москва

Второй раз была замужем за бывшим красным командиром, директором издательства «Экономическая жизнь» Александром Фёдоровичем Гладуном, с которым переехала в 1924 году в Москву. С ним познакомилась во время его командировки в Одессу (когда он занимал должность директора московского издательства «Экономическая жизнь»). В 1927 году Гладун был направлен на дипломатическую работу в Лондон вторым секретарём полпредства СССР в Великобритании.

В 1926-27 годах - в Лондоне вместе с мужем, затем из-за шпионского скандала Гладун был отозван в Москву, а Евгения командирована в Берлин, где работала машинисткой в советском торгпредстве; в Москву вернулась в конце 1928 года.

Жена Ежова

Ей было свойственно легкомыслие, её любимым танцем был фокстрот.

Известно о её близких отношениях с писателем Исааком Бабелем, исследователем Арктики Отто Шмидтом, да и сам Ежов сумел расположить к себе будущую супругу задолго до официального оформления их союза.

В сентябре 1929 года в возрасте двадцати пяти лет в Сочи в ведомственном санатории познакомилась с Николаем Ежовым. В этот период Ежов занимал посты завкадрами ВСНХ и заведующего распредотделом ЦК ВКП(б). В 1931 году вышла за него замуж. Именно на московской квартире и даче к тому времени наркома Ежова Евгения Соломоновна вела литературные и музыкальные вечера, который посещали известные писатели и деятели культуры: Исаак Бабель, Михаил Шолохов, Михаил Кольцов, Сергей Эйзенштейн, Леонид Утесов, редактор «Крестьянской газеты» Семён Урицкий и другие. Частыми гостями на этих вечерах были и представители советской номенклатуры.

Некоторое время работала в газете «Гудок», «Крестьянской газете», затем по май 1938 года работала редактором журнала «СССР на стройке». К этому периоду относится её роман с Михаилом Шолоховым. Связи и увлечения Евгении Соломоновны не остались без внимания Сталина, который дважды говорил Ежову о необходимости развода с женой. Сталина насторожила её связь с заместителем председателя правления Госбанка СССР Григорием Аркусом (1896-1936) репрессированным по делу «троцкистов». В последние годы их брак был лишь номинальным.

Прошло немного времени, и Ежов стал думать о необходимости развода. 18 сентября 1938 года он сообщил о своем решении Евгении. Та совершенно растерялась и на следующий день обратилась к Сталину за «помощью и защитой»… Сталин не ответил на письмо.

Конец

Ещё в мае 1938 года душевное здоровье Евгении Ежовой ухудшилось настолько, что она была вынуждена оставить своей пост в журнале «СССР на стройке». Вместе с Зинаидой Гликиной, своей подругой, едет в Крым. Их отдых был прерван звонком Ежова, который приказал им срочно вернуться в Москву. Ежов поселил жену вместе с Зинаидой Гликиной на даче. 29 октября 1938 года с диагнозом «астено-депрессивное состояние» (циклотимия) Евгения была помещена в санаторий им. Воровского для больных с тяжелыми фор­мами психоневрозов на окраине Москвы.

«Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд фактов, характеризующих мое морально-бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке – педерастии», - такое признание Николай Ежов сделал в камере особой тюрьмы НКВД.

В то же время «кровавый карлик» был дважды женат и, по свидетельствам очевидцев, любил вторую жену так сильно, что даже Сталин не смог их развести. И за эту любовь она поплатилась жизнью.

Первая жена: порядочность и карьера

Николай Ежов был болезненным молодым человеком. Он был - из тех, про кого говорят «метр с кепкой»: росту в нем было всего метр 51 сантиметр. Но при этом он умел расположить к себе окружающих, а у женщин вызывал трогательные чувства. Ежов неплохо пел. Впоследствии, когда он переедет в Москву и станет захаживать на вечера к своему начальнику Ивану Москвину, его супруга Софья Александровна будет подкладывать Ежову лучшие куски, называя его воробышком: «Вы такой маленький, вам надо больше кушать». То ли за это, то ли по неизбежности, но когда Москвину арестуют вместе с мужем, Ежов велит записать в протокол, что Софья Андреевна пыталась его отравить. Ее расстреляют.

В первый раз Николай Ежов женился в 1921 году. Ему тогда исполнилось 26 лет. Его супруга Антонина Титова, девушка серьезная и целеустремленная, была на два года моложе. Будущий нарком внутренних дел незадолго до этого был назначен комиссаром саратовской базы радиоформирований, и дальнейший его карьерный взлет связывают с отъездом жены в Москву.

Тоня Титова вступила в партию большевиков сразу после революции, когда училась в Казанском университете. Она оставила учебу и ушла на партийную работу техническим секретарем в райком партии. Там она познакомилась с Ежовым. Через три года после свадьбы Антонина уехала в Москву и в 1924 году поступила в Сельскохозяйственную академию, а по окончании в 1929 году - в аспирантуру.

Семейная жизнь не мешала Ежову развлекаться. В конце 20-х годов он пристрастился к алкоголю. Интенсивно работал и так же интенсивно предавался загулам. Так, с коллегой по наркомату земледелия Ф. М. Конаром (Полащук) они «всегда пьянствовали в компании проституток, которых Конар приводил к себе домой» (из стенограммы допроса Ежова). Были у него и содомские связи.

В 1930 году, отдыхая в Сочи, Ежов встретил девушку и влюбился. Он немедленно развелся с Тоней – детей у них не было, и согласия супруги не требовалось.

После развода Антонина Алексеевна продолжала жить и трудиться. В 1933 году закончила аспирантуру, стала заведующей отделом во ВНИИ свекловичного полеводства, выпустила книгу. Ее честность и репутация были настолько безупречны, что ни репрессии, ни арест и расстрел бывшего мужа ее не коснулись. Она умерла на 92-м году жизни в 1988 году.

Вторая жена: любовь до гроба

Девушку, с которую Ежов познакомился на курорте, звали Евгения. Она родилась в Гомеле в многодетной еврейской семье. После школы уехала в Одессу и пошла работать машинисткой в журнал, где познакомилась со слесарем, и в 17 лет вышла за него замуж. Брак продлился недолго. Вскоре умная бойкая Женечка сменила слесаря на директора издательства «Экономическая жизнь» Алексея Гладуна. Второго мужа внезапно переключили на дипломатическую работу. Евгения сопровождала супруга в Лондоне и в Берлине. Там она познакомилась с Исааком Бабелем.

Осенью 1928 года Евгения Гладун вернулась в Москву и поступила на работу в редакцию «Крестьянской газеты» машинисткой. Когда молодой, но перспективный начальник всесильного Орграспредотдела ЦК Коля Ежов встретил ее в Сочи, она ни минуты не колебалась.

В Москве, в просторной квартире, Евгения Ежова организовала светский салон. Здесь можно было встретить работников аппарата ЦК, видных партийных функционеров – Поскребышева, Косарева, Эйхе - журналистов, писателей и деятелей искусства.

Легкая нравом Евгения не спешила расставаться со старыми приятелями и не стеснялась заводить новые связи. Среди ее любовников числились помимо Бабеля Отто Шмидт, Семен Урицкий, Михаил Шолохов.

Ежов не отставал от жены в интимных развлечениях. По воспоминаниям Зинаиды Гликиной, близкой подруги Евгении, «он готов был установить интимную связь с любой, хотя бы случайно подвернувшейся женщиной, не считаясь ни со временем, ни с местом, ни с обстоятельством. Н. И. Ежов в разное время в безобразно пьяном состоянии приставал, пытаясь склонить к сожительству, ко всем женщинам из обслуживающего его квартиру персонала. Он использовал свою конспиративную квартиру по линии НКВД на Гоголевском бульваре как наиболее удобное место для свиданий и интимных связей с женщинами».

В сентябре 1936 года Ежов был назначен народным комиссаром внутренних дел СССР. Его статус и род деятельности поменялись весьма значительно. Массовые репрессии, сотни тысяч расстрелянных по его приказу людей не могли не повлиять на психику наркома - алкогольные загулы, кокаин и пьяные оргии стали постоянными.

Супруги прощали друг другу измены. Единственный случай, когда Ежов взорвался и закатил скандал, была история с Шолоховым. Номер писателя прослушивался, и когда Евгения пришла в гости, все их слова и действия были записаны и запротоколированы. Ежову передали расшифровку, в которую стенографистка добросовестно вписала: «идут в ванную», «ложатся в постель» и т. д.

Такое почти демонстративно распутное поведение вызвало негативную реакцию у Сталина. Летом 1938 года он в ультимативной манере приказал Ежову развестись: «Она компрометирует себя связями с врагами народа». Но Евгения отговорила мужа, а он, несмотря на все измены, любил жену и не смог выполнить волю вождя.

Однако напряжение нарастало. Арестовывали друзей и близких знакомых Евгении. Она впала в нервозное состояние и была госпитализирована в санаторий им. Воровского. 17 ноября 1938 года ей передали пачку таблеток люминала и от мужа - игрушечного гномика. Позднее стали считать, что гномик – это условный сигнал, мол, пора. Евгения Соломоновна приняла смертельную дозу таблеток и через два дня умерла.

Любовники наркома

Со смертью второй жены Ежов пошел вразнос. Он пил без меры и устраивал оргии. С пьяных глаз склонял к оральной связи старого друга, изнасиловал его жену. Подробности, которыми охотно делились после ареста его половые партнеры, омерзительны и банальны.

Интимная жизнь Николая Ежова началась в 15 лет, когда парня отправили в Санкт-Петербург на обучение к портному. Там, в мастерской, в полном соответствии с традициями мира моды и столичного гламура его совратили более искушенные сверстники.
Одного из своих любовников Ежов встретил потом в царской армии в 1916 году, и они охотно возобновили свои отношения. Их связь была взаимоактивной - функции партнера менялись в процессе полового контакта. Впрочем, такие отношения Ежов практиковал и с другими приятелями-содомитами.
Вскоре Ежова комиссовали по болезни, а его любовник был убит на фронте.
Впоследствии, работая комиссаром базы радиотелеграфных формирований, он утешился в объятьях своего подчиненного инженера-радиотехника Антошина.
После ареста разжалованный нарком назвал шестерых своих партнеров. С некоторыми из них Ежова связывала тесная дружба – это Иван Дементьев, работавший охране Ленинградской фабрики «Светоч», и Владимир Константинов, начальник «Военторга» Ленинградского военного округа. С некоторыми была, что называется случайная связь - директор МХАТа Яков Боярский и главный государственный арбитр СССР Филипп Голощекин.
Все были арестованы. На допросах легко и подробно рассказывали об отношениях с Ежовым, надеясь на легкую статью за педерастию. Все шестеро были расстреляны.

September 18th, 2014

Здравствуйте уважаемые!
Конец 30-ых годов в нашей стране был эпохой сложной, но достаточно интересной. Особенно для нас сейчас, отделенных от тех, страшных для многих, годов, временем и пространством. Было там несколько фигур, интерес к которым не ослабевает. И я сейчас не говорю о "звездах первой величины", вовсе нет. Интересуют те, кто оставался в тени, о ком известно не так много, и чье имя не на слуху.
Вот, к примеру, многие ли из вас, уважаемые, слышали до сего дня про Евгению Хаютину? Ась? :-) А вот, если я скажу, что она была последней женой (неофициальной) второго Наркома Внутренних Дел СССР Николая Ежова, то это ведь совсем другой коленкор, верно? :-)

Главная героиня нашего повествования

Про Ежова почти все понятно. И я даже не очень удивлен, превращению скромного, незаметного в прямом (рост у него был 151 см) и переносном смысле, партийного функционера нижнего звена, идеального исполнителя как не редко его охарактеризовались товарищи по партии, в маньяка и извращенца. На самом деле он был таким всегда. Всегда врал, начиная с происхождения и заканчивая словами любви к вождю, всегда втайне ненавидел людей. И всегда страдал из-за собственных комплексов. Власть и кровь просто очень быстро позволило ему сбросить личину и стать тем, кем он был и кем хотел стать всегда. А расследование заговора в армии привело его к мысли (и тут я соглашусь с художественным вымыслом Виктора Суворова (Резуна)) о том, что механизмы, сосредоточенные в его маленьких руках позволяют перейти из роли "орудия" в ранг "кукловода". и всем управлять самолично. Глупая идея, конечно, учитывая масштаб личности, но тем не менее...

Николай Ежов. Фото 1920 года

С его женой вроде все тоже несложно — посмотришь на ее биографию мельком и тут же напрашивается простой вывод — коньюктурщица и нимфоманка, ничего интересного. Или все таки не все так легко, а? :-))) Давайте попробуем разобраться.
Итак, у меня мало доказательств (надеюсь, пока мало), да к тому же все они косвенные, но я убежден, что в НКВД в 1937 году зрел точно такой же (а то и посильнее) заговор против Сталина, как и в Армии до этого, и только оперативное вмешательство вождя, помогло успешно купировать этот путч, и, тем самым, спасти себя и страну.
Возможно, он прочувствовал это своей нечеловеческой интуицией, а может быть просто вовремя получил весь объем необходимой информации.

Он определнно что то задумал:-)

Уже не секрет, что Иосиф Виссарионович, помимо официальных каналов армейской и гбешной структур, активно использовал и глубоко законспирированную собственную агентуру. Кто были эти люди, и каковы были масштабы этой агентской сети, мы уже вряд ли узнаем, так как личный архив бывшего "Вождя Народов" уничтожен, но вот предположить мы с Вами можем вполне, верно? Никто ведь не против? :-)))
Что бы там кто не говорил про Сталина, но Иосиф Виссарионович был человеком очень эрудированным и начитанным. А главное, отходя от теории, он стал хоооорошим практиком человеческой психологии, и прекрасно знал, что для того, чтобы манипулировать человеком нужно знать его сильные стороны, и, конечно, слабости. Знал, и использовал.

Символ "Штази"

А одной из главных слабостей у практически любого человека является интимная сфера, это говорю Вам я — Капитан Очевидность! :-) В свое время спецслужбы Германской Демократической Республики создали целую "фабрику" по подготовке спецагентов мужчин, которые внедрялись через постель. В Советском Союзе, чуть ли не с первых дней его создания, акцент делался на женские кадры. Притом не только на подготовку обычных « медовых ловушек » (именно так часто называют в ГБ дамочку, которую подкладывают под необходимого человека), но и на обучение агента, который должен был использовал в том числе и свои женские чары, но в целом это был лишь один из инструментов. Я считаю, что Евгения Хаютина была именно таким спецагентом, причем замкнутая напрямую на И.С.
Евгения Хаютина, как вы понимаете носила при рождении другую фамилию, да и имя тоже.


Найдите Женечку

Звали ее Суламифь Соломоновна Фейгенберг и родилась она в белорусском Гомеле в 1904 году в многодетной семье еврейского купца Залмана (Соломона) Фейгенберга и его жены Эсфири Крымской В детстве и юности получила неплохое образование, но грянула революция, и все мечты и чаяния Евгении (не любила она свое имя Суламифь) были разбиты. Однако провинциальный Гомель всегда был слишком мал для реализации ее амбиций и она постаралась как можно скорее избавиться от опеки семьи, в 17 лет вышла замуж за некого Лазаря Хаютина, бывшего то ли слесарем, то ли краснодеревщиком, и переезжает с ним в Одессу.
Там она устраиваться на работу машинисткой в местный журнал, и, видимо, попадает в сферу интересов местного ГПУ при НКВД. Многие говорили о том, что она была красивой. Не знаю, те фотографии, которые я видел меня в этом не убеждают. Ничего интересного, плюс она всегда была дамой не худенькой, на любителя. Но очень живая, непосредственная, эрудированная и чувственная. В общем, хороший материал, с которым опытный разведчик может поработать и « слепить » что то интересное. Видимо, поработали и слепили.

Евгения с приемной дочерью Наташей 1938 год. Пожалуй, самая изветная ее фотка.

С мужем она разводится — он попросту ей неинтересен. Ее сводят с человеком поинтереснее, поважнее, поавантажнее. В командировку в Одессу приезжает, и отчаянно скучает первое время там, один из соучредителей коммунистической парии США Алексей Федорович Гладун. В 1920 году он возвращается на родину из Северной Америки и получает сначала пост помощника руководителя АМО (будущий ЗиЛ), а потом и кресло главреда журнала « Экономическая жизнь ». Он старше Жени на 10 лет, но абсолютно очарован и ослеплен ею. Из Одессы они уезжают в 1925 в статусе супругов. Внезапно (или не внезапно) Алексея Гладуна переводят на дипломатическое поприще. И вместе с супругой отправляют в Лондон, его на высокую дипломатическую должность, а ее машинисткой. Я так и не понял, что там произошло до конца, но вышел некий казус. Советских диппредставителей обвинили в шпионаже и настояли на высылке из страны. Кстати, потом Гладуна судили и расстреляли именно как английского шпиона. Это не о чем особым не говорит — тогда каких только « шпионов » не ловили — и парагвайских и сиамских, но факт остается фактом.


Москва конца 20-х

Алексей вернулся в Москву, а Евгению (sic!) внезапно пригласили поработать в германском полпредстве, где она проводит почти полгода (думаю, в том числе и в качестве переподготовки). Возвращается в Москву в конце 1928 года и устраивается на работу в редакцию газеты « Крестьянская жизнь ». Однако сожительствует не только с мужем, но также и перспективным интересным литератором Исааком Бабелем (мы все помним его чудесные "Одесские рассказы", написанные правда уже позже). Бабеля она "охомутала" в Германии, и надо сказать, что волочился он за ней до конца своей жизни. Вскоре, третьим ее постоянным любовником стал ее шеф, редактор газеты Семен Урицкий.

Исаак Бабель (Бобель)

Евгения стала вести в Москве шикарную жизнь — у нее появились деньги, наряды, обожание поклонников. Но этого было мало. Точнее, цель ее руководителя истинного была выше. В 1929 году она получается путевку в ведомственный санаторий в Сочи и проводит классическую операцию по охмурению молодого, но очень перспективного работника — Николая Ежова. На тот момент простого инструктора Орграспредотдела ЦК ВКП(б). ИМХО Сталин, который всегда говорил, что "кадры решают все ", решил сделать ставку на перспективного партийца, и подвел к нему нужную женщину, которая будет его контролировать. Насколько правильно он ее подобрал, можно понять позже. Законный муж Гладун отходит в сторону и дает ей развод.

Ежов среди товарищей

А пока начинается феноменальный карьерный взлет рядового партаппаратчика — сначала Ежова выдвигают заместителем наркома земледелия СССР, а в ноябре 1930 года возвращают в Орграспредотдел уже заведующим. В феврале 1934 года он избран членом ЦК, Оргбюро ЦК и заместителем председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП (б), а через год возглавляет эту важную комиссию. Наконец, 1 октября 1936 года Ежов стает во главе НКВД СССР, и по сути занимается зачисткой первого чекистского заговоров против вождя, причем делает это успешно. Он на коне, он обласкан, он знаменит. Дальше больше — ликвидация заговора армейской верхушки и чистка армии, уничтожение так называемой « ленинской гвардии ». Город Сулимов (ныне Черкесск) переименован в Ежово-Черкесск. Пик жизни!

Для тех, кто не в курс, где находится Черкесск

А что номинальная супруга, назовем ее так, ввиду того, что официально они не расписывались? О......Евгения делает многое для подъема и карьерных успехов мужа. Обеспечивает его тылы, радует, успокаивает дома и понукает его слабостями. А они есть. Внезапно оказалось, что Николай Иванович не только садист, но еще и « двухсволочка », или как сейчас принято говорить бисексуален. Не знаю как насчет поставки мальчиков, а своих подруг под него Женечка подкладывала регулярно. А сама...Ну а что сама? Она сама знаменитость, теперь, благодаря протекции мужа (или еще кого поважнее) она де-факто первый человек в известнейшем журнале « » - органе пропаганды специально для Запада. Кроме того, Евгения хозяйка светских раутов, где танцуют фокстрот, курят сигары и пьют заморское вино. У нее интересные люди собираются, разговоры любопытные случаются. Опять-таки, Ежов считается покровителем искусств и человеком как сейчас бы сказали продвинутым.

Обложка журнала "СССР на стройке"

А она... она женщина слабая, чувственная и увлекающая, поэтому кроме верного Бабеля через ее постель проходят такие знаменитые люди как Отто Шмидт, Михаил Кольцов, Леонид Соболев, Иван Катаев, председатель правления Госбанка Григорий Аркус и еще многие-многие иные. Ежов то ли не знал этого, то ли верил в "отмазки" Хаютиной, то ли его все устраивало, то ли у них договор такой был. Только раз он ее уличил — после связи с Михаилом Шолоховым, когда их свидание в отеле "Национал" зафиксировали и негласно запротоколировали работки Наркомата, да и то Хаютина отделалась легко, а вот будущего Нобелевского лауреата Ежов хотел устранить физически и спасло только вмешательство Сталина.

Михаил Шолохов в 1938 году

Детей не было, поэтому Евгения взяла ребенка из детдома. Занималась ребенком, домом, раутами и любовниками. Все было стабильно. Но она видела, что происходит, понимала, что хочет сделать Ежов, знала все детали, и,видимо, решила « соскочить ». Но не удалось.
Вместе с подругой она отправилась летом в Крым, но внезапно была оттуда вызвана телеграммой Ежова, и сначала посажена с подругой фактически под арест на даче, а потом с диагнозом "клиническая депрессия" помещена в санаторий имени Воровского. Где и скончалась 21 ноября 1938 года. Официально — самоубийство, передозировка фенобарбитала. Учитывая, что 25 ноября сняли Николая Ежова с Наркомата, то мне видится это не простым совпадением. ИМХО вплоть до осени она была надежным источником информации для Иосифа Виссарионовича, и передавала ему весь пласт сведений за что и поплатилась жизнью. И, кстати, вопрос — какая из сторон ее уничтожила. То ли группа Ежова за предательство, то ли люди Сталина, как провалившегося агента, могущего раскрыть сеть.
Как бы там не было — пострадали многие. Были расстреляны ее лучшие подруги Зинаида Гликина и Зинаида Кориман, брат Илья, Кольцов, Бабель и еще многие иные. Другой вопрос, только ли из-за знакомства с Женей, или по другим причинам.
Кто была Евгения Хаютина глубокозаконсперированным агентом, конъюктурщицей и нимфоманкой, или кем то иным, теперь узнать уже трудно. Каждый может выбрать версию, которая нравится ему больше всего
Приятного времени суток!

На первом же допросе ему сломали руку, а когда приговор первой категории - расстрел - привели в исполнение, то, по сути, стреляли уже в мертвеца.

Подобно многим, он умер со словами: "Да здравствует Сталин!"

А еще человек, портреты которого печатали в газетах, в честь которого слагались стихи, разучивались песни, за право носить имя которого соревновались пионерские отряды, перед казнью умолял палачей: не трогайте дочь. Товарищи по органам просьбу выполнят - девочку "не тронут", и это станет главной причиной несчастья ее жизни.

Оправданию не подлежит

Страна узнала о Наталье Хаютиной летом 1998 года. Тогда Военная коллегия Верховного Суда рассматривала дело о реабилитации бывшего народного комиссара внутренних дел СССР, организатора массовых политических репрессий Николая Ивановича Ежова. По его приказам в 1937-1938 годах были расстреляны около семисот тысяч человек и почти два миллиона отправлены в лагеря.

С ходатайством о реабилитации обратилась приемная дочь наркома - Наталья Хаютина. Оснований для оправдания Николая Ежова судьи не нашли.

"До сих пор я считаюсь уродом, дочкой изверга, дочкой врага"

"Я как была дочь врага народа, так и осталась. И до самой смерти я буду так. И уйду с этим. Хотя я не сделала никому ничего плохого, - говорит, прикуривая очередную сигарету, Наталья Хаютина. - Его никогда не реабилитируют, да родственники загубленных никогда не простят".

Много лет Наталья Николаевна пишет стихи: от руки в школьную тетрадку, которую непременно прячет под скатерть кухонного стола.

По какой-то неясной случайности
Я в те годы смогла уцелеть.
И кому я обязана "радостью",
Что не дали тогда умереть?

Помешать продолжению рода
Кто-то очень хотел навсегда…
До сих пор я считаюсь уродом,
Дочкой изверга, дочкой врага...

Стихов накопилось много. Для нее это возможность выговориться.

"Потрясающий отец"

Существует несколько версий ее появления на свет. По одной, она была внебрачным ребенком последней жены Ежова и писателя Бабеля, по другой - внебрачной дочерью самого Ежова.

Но одна из самых подтверждаемых версий изложена в рассказе Василия Гроссмана "Мама". В нем описана загадочная история удочерения всесильным наркомом Ежовым пятимесячной девочки.

Если Гроссман прав, то настоящий отец Натальи Хаютиной - референт советского посольства в Великобритании, вместе с женой расстрелянный по приказу "железного наркома". Об этой версии Наталья Николаевна тоже знает.

"Он был потрясающим отцом. Я же все помню, как он и коньки мне двухполозные своими руками сделал, в теннис играть научил, в городки. Все для игры в крокет соорудил, эти лунки, на подмосковной даче в Мещерине, где мы жили, чуть ли не сам копал. Он со мной занимался очень много. Я у него была отдушина какая-то", - вспоминает Наталья Николаевна своего приемного отца.

Приемная мать Хаютиной - Евгения Соломоновна Фейгенберг, главный редактор журнала "СССР на стройке", вела светский образ жизни и с Наташей виделась нечасто. Нарком был ее третьим мужем.

Полуграмотный, не получивший даже начального образования, бывший питерский рабочий Николай Ежов обществу друзей своей жены предпочитал компанию дочери.

Ежов пел девочке народные песни - все отмечали его приятный тенорок, - дурачился вместе с дочерью - собственноручно "кормил" любимого обоими игрушечного поросенка.

Сталин называл его "ежевичкой", а люди - "кровавым карликом"

На пост наркома внутренних дел Ежова назначат в сентябре 1936-го, а уже в ноябре 1938-го "пулю для всех скорпионов и змей", "око страны, что алмаза ясней" - так называл Ежова советский поэт-акын Джамбул Джабаев - сместят практически со всех постов.

Имя Ежова стало нарицательным. "Ежовщина" - так в народе называли репрессии 1937-го года. Чтобы их грамотнее организовать, Ежов со своим "незаконченным низшим" изучал книги по истории испанской инквизиции.

В рабочем столе он хранил пули, которыми были расстреляны Зиновьев, Каменев и другие «враги революции»; эти пули были у него изъяты при обыске. Он также запомнился предложением переименовать Москву в Сталинодар.

Сам Сталин в хорошем расположении духа называл его "ежевичкой", а люди окрестили "кровавым карликом" - ростом Ежов был метр пятьдесят два, щуплого телосложения, имел кривые ноги.

Подобно своему предшественнику Ягоде, Ежов незадолго до ареста был смещен с поста главы НКВД на менее важный пост - его назначили наркомом водного транспорта.

10 апреля 1939-го нарком водного транспорта Николай Ежов был арестован по обвинению "в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД СССР, в проведении шпионажа в пользу иностранных разведок, в подготовке террористических актов против руководителей партии и государства и вооруженного восстания против Советской власти".

На суде Ежов заявил: "Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил. Жизнь мне, конечно, не сохранят… Прошу одно: расстреляйте меня спокойно, без мучений. Я прошу, если жива моя мать, обеспечить ей старость и воспитать мою дочь. Прошу не репрессировать моих родственников и земляков, так как они совершенно ни в чем не повинны. Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах".

3 февраля 1940-го Ежов Военной коллегией Верховного Суда СССР был приговорен к расстрелу. Уже на следующий день приговор привели в исполнение. Ежову было 45.

Недавно названный в его честь город Ежово-Черкесск стал просто Черкесском.

Ежова кремировали и захоронили на Донском кладбище - рядом с братскими могилами, куда сбрасывали трупы расстрелянных по его приказу.

На Донском за два года до расстрела Ежова похоронили и жену "железного наркома" - Евгению Соломоновну Фейгенберг (по первому мужу Хаютину).

Эту фамилию приемная дочь наркома и будет носить всю жизнь.

Смерть Евгении Соломоновны была довольно странной. Сначала она впала в болезненную депрессию. Потом ее с диагнозом "астено-депрессивное состояние" поместили в подмосковный санаторий им. Воровского. В нем через три недели она и скончается. В акте вскрытия укажут: "Причина смерти - отравление люминалом". Принято считать, что эта женщина 34 лет сама свела счеты с жизнью.

"Я помню, как она изменилась перед тем, как попасть в санаторий: она все время слушала патефон, перестала ходить на работу, не общалась со мной. Ее даже не интересовали любимые павлины, которых она развела на даче", - говорит Наталья Николаевна.

Хаютина, Хаютина, Хаютина...

После ареста Ежова семилетнюю Наталью посадили в охраняемый вагон и повезли в специальный Пензенский детдом №1, где содержали детей врагов народа.

"Тетя Нина, которая меня сопровождала, все время бегала в тамбур, курила. Она говорила: ты Хаютина, Хаютина, Хаютина, ты не знаешь никакого Ежова. Она со мной не церемонилась, однажды так ударила по губам, когда я назвала фамилию отца, что у меня кровь пошла, - вспоминает Наталья Николаевна.

В первый же вечер ее появления в детдоме в кабинет к заведующей прибежала дежурная воспитательница и взволнованно сообщила, что все девочки не спят, а слушают новенькую.

Эта новенькая рассказывала им о том, что никакая она не Хаютина, а Ежова, что ее папа, который самый лучший на свете, большой начальник. Еще про каких-то павлинов, живущих у них в Мещерине. Про то, что на ее дне рождения недавно была Светлана Сталина, а с дочкой Молотова они кормили красивых рыбок в пруду.

"Маму я тогда уже как-то не вспоминала. А вот по отцу я очень тосковала, - говорит Наталья Николаевна. - И по няне Марфе Григорьевне. И все время я ждала, что кто-то из них все-таки должен за мной приехать. Но никого не было. А я все сидела на подоконнике и постоянно смотрела на дорогу".

"Веревка не выдержала - я ободрала себе все тело и упала"

Там же, в Пензе, Наталья Николаевна поступила в ремесленное училище. В нем она училась на часовщика и постоянно, по ее словам, "порола брак".

В общежитии училища Наталья Хаютина поставила на видное место портрет отца. Директор возник незамедлительно.

"Это кто? - Я говорю: отец. Он говорит: жги! - Я говорю: не буду. - Жги, я сказал. - Не буду. Он взял спички, зажег. Сжег все. Я помню, - говорит Хаютина, - бросилась в подушку. Не могу объяснить, что у меня там внутри было, я не плакала, просто было очень больно и обидно".

Список обид рос, и однажды она, прихватив бельевую веревку, отправилась в сквер.

Но попытка самоубийства не удалась - веревка не выдержала.

"Все тело ободрала себе, платье разодрала, веревка эта на шее висит, - вспоминает Хаютина. - И меня тут директор поймал. Прямо за эту веревку меня, как козу, прямо по лестнице потащил меня в кабинет. На диван меня как швырнул. И говорит: ты, что, с ума сошла? Говорит: нас ведь бы все пересажали. Вот это я никогда не забуду выражение. Их бы всех пересажали! Что меня бы не было - это наплевать".

После попытки самоубийства ей разрешили оставить "ненавистное" ремесленное училище и держать экзамены в музыкальное.

"Заложники снежной планеты"

С аккордеоном под мышкой Хаютина и оказалась в Магадане в августе 1958-го.

После окончания училища Наталья Николаевна сумела добиться распределения туда, где когда-то швартовался неутомимый ГУЛАГовский пароход "Николай Ежов", поставляя очередную партию заключенных. Она хотела быть ближе к жертвам своего отца.

Как во сне Хаютина бродила по городу своей мечты, вглядывалась в лица прохожих.

"Я подумала: что же со мной сделают, если сказать им сейчас, чья я дочь,- рассказывает Хаютина. - И поняла, что я не уеду отсюда назад уже никогда".

В тот же вечер она написала:

Все. Приехали. И прекрасно.
И останемся здесь навеки.
Мы заложники - это ясно -
На огромной снежной планете.

Магадан, затем поселки Ягодное, Тахтоямск, Ола, в которой и осела уже навсегда.

И повсюду с ней был аккордеон, всю жизнь Наталья Николаевна проработала в сельских нетопленных клубах, писала музыку и стихи. Песни Натальи Хаютиной до сих пор исполняют местные певцы со сцены районных домов культуры.

Сама она уже более двадцати лет как на пенсии. После инсульта Наталья Николаевна с трудом передвигается по квартире и почти никуда не выходит.

Лишь иногда - на балкон, посмотреть на солнце, которое каждый день катится в закат за сопку под названием Дунькин Пуп.

"Я до сих пор жду, что однажды постучат в дверь и отомстят мне за отца"

Все свои колымские годы Наталья Николаевна провела в ожидании встречи с мстителем.

Из гулаговских зон освобождались политзаключенные, и кому-то могли шепнуть: вот дочь Ежова. Каждый стук в дверь заставлял вздрагивать: пришли! Из одного поселка она переезжала в другой, в третий, в четвертый. В каждой новой квартире вешала на стенку вырезанный из учебника портрет отца и снова ждала.

Она никогда не заводила друзей. Единственную свою дочку Наталья Николаевна родила от человека, которого судьба подпустила к ней лишь "на расстояние выстрела". Левона Хачатряна убьют за какие-то темные дела с золотом.

За каждой дверью пензенских и колымских общежитий, бараков и "хрущоб" каждый год 1 мая Наталья Николаевна отмечает два дня рождения: свой и наркома Ежова.

Даже дату рождения своей последней жертвы всесильный нарком определил лично.

"Я ставлю его портрет на стол, перед портретом свечу и просто разговариваю с отцом. Я говорю: что ты со мной сделал? Тебя-то уже нет, а я всю жизнь мыкаюсь, всю жизнь мне перевернул и искалечил. Вы знаете, - говорит Наталья Николаевна, - свеча начинает трепыхаться, как будто не нравится ему, что я с ним так. Я много лет думаю, о вине отца и считаю, что Бог его может быть когда-нибудь и простит. А вот люди никогда, потому что тогда не будет виноватых".

Маска скорби

При въезде в Магадан, на 4-м километре Колымской трассы, которая буквально вымощена костями заключенных, на сопке Крутая стоит Маска скорби работы Эрнста Неизвестного. Этот памятник жертвам политрепрессий торжественно открыли 14 лет назад. За это время здесь, где все "плачет" и "плачет" каменная девочка, побывал каждый из жителей Колымы. Единственный человек, который ни разу не принес сюда цветы, это дочь наркома Ежова.

"Я могу туда пойти, мне никто не запрещает. И меня там никто не знает. Но я сама себе запретила это делать, потому что не имею морального права", - говорит Наталья Николаевна.

Именем Российской Федерации...

Всю жизнь Хаютину мучила одна и та же мысль, что она так и умрет дочерью врага народа. Она давно согласилась с тем, что Ежов оправданию не подлежит, но за собственную реабилитацию продолжала бороться. Несколько раз она обращалась в суд.

В последний раз судебный процесс длился три года.

Наталья Николаевна говорит, что 13 февраля 2008-го в Ольском райсуде прозвучали главные в ее жизни слова. Судья зачитал: "Именем Российской Федерации суд решил: заявление Натальи Николаевны Хаютиной удовлетворить".

А через полгода она обнаружила в своем почтовом ящике письмо из УВД по Магаданской области.

В нем было написано: "Уважаемая Наталья Николаевна! В соответствии с Законом РФ "О реабилитации жертв политических репрессий от 18.10.91г. № 1761-1 и решением Ольского районного суда Магаданской области от 13.02.2008 г. Вы признаны подвергшейся политической репрессии и реабилитированы".

К письму прилагалась справка о реабилитации.